– Это все из-за тебя! – отчаянно закричала Валька, полагая, что терять ей нечего, с таким ушибом она вряд ли убежит от лысого маньяка. Слезы подступили к глазам, губы задрожали, на смену страху пришла вселенская усталость.

Федор неторопливо, тяжело шагая, подошел к Вальке и молча поднял ее с земли. Поставил на ноги, крутанул, как куклу, небрежно отряхнул и вновь подхватил на руки.

– Я орать буду, – жалобно всхлипнула она.

– Не надо, если бы ты знала, как у меня болит голова. До чего же сопливые девчонки пошли шумные. – Он запихнул Вальку в машину, хлопнул дверцей и сел за руль. – В Москву или домой?

– Домой, – ответила она и с вызовом и любопытством спросила: – А я что, не в вашем вкусе?

– Не в моем. Малолетняя и ненормальная.

– Неправда, я не такая.

– Если хочешь, я остановлю машину, ты докажешь мне обратное, и я, возможно, вновь почувствую к тебе влечение.

– Нет! – воскликнула Валька.

– Тогда какая ты? – усмехнувшись, спросил Федор.

– Малолетняя и ненормальная.

– Молодец, а теперь будь добра, помолчи.

Увидев, что «лысый маньяк» повернул к дому Казакова, Валька успокоилась. На горизонте замаячила столь долгожданная свобода, даже коленка болеть перестала. Интересно, а зачем он притащил ее в лес и чего хотел? В груди вдруг появилось волнение иного рода – непонятное и необъяснимое, его можно было сравнить с бабочкой, бьющейся о стекло. Шуршит, стучит практически беззвучно…

– Ты чего улыбаешься до ушей?

– Просто так, – ответила Валька. – Домой еду, вот и радуюсь. А вы живете неподалеку?

– Да, – соврал Федор.

– А от меня что хотели?

– Познакомиться. – Он ответил равнодушно, именно поэтому слова показались правдой.

– Кто же так с девушками знакомится? – изумилась Валька.

– Отморозки, по всей видимости.

Дождь не начался, небо вновь стало голубым и чистым, солнце светило ярче прежнего, и вторая половина дня обещала быть приятной и безветренной. Около коттеджного поселка аромат цветов усилился, и Валька, выйдя из машины, задышала глубоко и часто, наслаждаясь летом и жизнью.

– Спасибо! – от переизбытка чувств крикнула она Федору и запоздало сообразила, что благодарить этого человека за случившийся кошмар вряд ли стоит.

– За что? – мрачно поинтересовался он.

– Так не убили же, – резонно ответила Валька и шагнула на дорожку. Приключение можно было считать законченным. У ворот она оглянулась и твердо решила не рассказывать Казакову и Сергею о своей самовольной отлучке. А то у Юрия Яковлевича инфаркт случится! Он ее оберегает, а она…

Оказавшись в своей комнате, Валька немедленно скинула одежду и забралась под мягкое прохладное одеяло. Первый раз она почувствовала себя здесь как дома. Больше никакой самодеятельности!

Вернувшись в Москву, Федор поставил машину в гараж. Около подъезда он долго курил и хмурился, мысленно перебирая по минутам последние два часа, – не нужно было говорить девчонке свое имя, хотя какая разница… «А имя Марина ей совсем не подходит, – отметил Федор и усмехнулся, вспоминая лягушку. – Ерунду всякую боится, а меня сумкой огрела. Да, связался черт с младенцем».

На лестничной площадке Федор с раздражением посмотрел на почтовый ящик – из его пустого брюха торчала отломанная дверца. Поднявшись в квартиру, он прошел на кухню, откинул мягкое сиденье углового дивана и вытащил большую, глубокую пластиковую коробку, заполненную различными инструментами. На секунду рука замерла, потом на пол полетели отвертки, молоток, плоскогубцы и прочие хозяйственные принадлежности. Федор взял необходимые инструменты и спустился на первый этаж. Через пятнадцать минут его почтовый ящик наконец-то обрел первозданный вид: узенькая дверца с номером квартиры крепко держалась на петлях, благодарно подмигивая блестящим замком.

Свет мешал спать. Валька ерзала, ругала себя за то, что на ночь не задернула плотно шторы, натягивала одеяло на голову, жмурилась, опять ерзала и устраивалась поудобнее. Через полчаса, признав поражение перед утренними лучами солнца, она села, зевнула и посмотрела на часы. Вчерашняя встреча с Федором показалась глупостью, которой никогда не было, – мираж, дурной сон, не более. Только колено немного ныло и напоминало о падении.

– Похоже, я начинаю коллекционировать синяки и ссадины, – сказала Валька, глядя на ногу.

Она почистила зубы, приняла душ, надела джинсы, футболку, позавтракала яичницей с ветчиной и принялась ждать Сергея. В двенадцать позвонил Казаков и пообещал вернуться вечером, спросил, все ли в порядке и как настроение. «Все отлично, я смотрю телевизор и читаю книги». Во время разговора щеки Вали несколько порозовели, а пальцы на левой руке сами сложились крестом – вранье давалось нелегко.

– Юрий Яковлевич, а про Ольгу ничего не удалось узнать? – спросила она, усаживаясь на любимый подоконник.

– Немного удалось, – успокоил Казаков. По его тону угадывалась мягкая улыбка. – Какая же ты нетерпеливая, вся в отца.

Лучшего комплимента нельзя было придумать, Валька тоже улыбнулась и ответила:

– Да, я на него очень похожа.

– Понимаю, тебе хочется поскорее получить наследство и вернуться домой…

– Дело вовсе не в деньгах.

– Знаю, знаю… Мне будет жаль, когда ты уедешь, я опять превращусь в старую одинокую развалину.

Валька услышала тяжелый вздох.