Кельнер был неприятно удивлен.

– Не нравится?

– Нравится. Обед вкусный. Но сперва принесите мне рюмку вишневки.

Он заставил себя съесть весь обед. Потом попросил принести ему газету и сигареты и сделал вид, что читает. Вернее, он пытался читать, но ничего не доходило до его сознания. Он сидел в тускло освещенном помещении, где пахло пищей и пролитым выдохшимся пивом, и переживал самые ужасные часы своей жизни. Ему казалось, что Мария умирает как раз сейчас, в эти часы, он слышал ее отчаянные крики, призывавшие его, видел ее лицо, залитое предсмертным потом, и продолжал сидеть на стуле, словно налитый свинцом, – с шуршащей газетой перед глазами и крепко сжав зубы, чтобы не застонать, не вскочить, не убежать. Ползущая стрелка, стрелка его часов, была рукой судьбы, затормозившей его жизнь и чуть не задушившей его своей медлительностью.

Наконец он положил газету и поднялся. Кельнер, прислонившись к стойке, ковырял в зубах. Увидев, что посетитель поднялся, он подошел к нему.

– Хотите расплатиться?

– Пока нет, – ответил Штайнер. – Дайте мне еще рюмку вишневки.

– Слушаюсь… – Кельнер наполнил рюмку.

– Налейте и себе.

– Это можно.

Кельнер налил полную рюмку и взял ее двумя пальцами.

– За ваше здоровье!

– Да, – повторил Штайнер. – За здоровье!

Они выпили и поставили рюмки на стойку.

– Вы играете в бильярд? – спросил Штайнер.

Кельнер взглянул на стол, обитый темно-зеленым сукном и стоявший посреди комнаты.

– Немного.

– Сыграем партию?

– Что ж, можно. Вы хорошо играете?

– Давно не играл. Если хотите, сперва сыграем пробную.

– Идет.

Они натерли кий мелом и разыграли несколько шаров. Потом начали играть. Выиграл Штайнер.

– Вы играете получше, – сказал кельнер. – Вы должны дать мне десять очков форы.

– Хорошо.

«Если я выиграю эту партию, все будет хорошо, – подумал Штайнер. – Она еще будет жива, я увижу ее, и она, может быть, еще поправится».

Он играл сосредоточенно и выиграл.

– Теперь я дам вам двадцать очков форы, – сказал он. Эти двадцать очков означали жизнь, здоровье и бегство из Германии вместе с женой, а стук белых бильярдных шаров казался щелканьем замка судьбы. Партия была упорной. Кельнер серией удачных ударов почти добрался до нужного числа. Ему не хватало всего двух очков, и в этот момент он промазал. Штайнер взял кий и стал примериваться для удара. Перед глазами мерцали искры, несколько раз он должен был делать передышку, но затем, ни разу не промазав, он довел игру до конца.

– Отлично сыграно! – похвалил его кельнер.

Штайнер с благодарностью кивнул ему и посмотрел на часы. Было начало четвертого. Он быстро расплатился и вышел.

Он поднялся по ступенькам, крытым линолеумом, и почувствовал, что весь дрожит. Неестественно мелкая и частая дрожь охватила все его тело. Длинный коридор извивался и колебался, а потом вдруг появилась белая дверь, она приблизилась – пятьсот пять.

Он постучал. Никто не ответил. Он постучал еще раз. От страха перед неизвестностью он почувствовал спазмы в желудке и открыл дверь.

Маленькая комнатка была залита лучами послеполуденного солнца – словно мирный островок из какого-то другого мира, и казалось, что рвущееся вперед, звенящее время не имело больше никакой власти над бесконечно тихой фигуркой, лежавшей на кровати и смотревшей на Штайнера. Тот немного покачнулся, и шляпа выпала из его руки. Он хотел нагнуться и поднять ее, но внезапно сзади его словно что-то ударило, и, не отдавая себе отчета, что делает, он опустился на колени перед кроватью и беззвучно затрясся в лихорадочной дрожи – он вернулся.

Глаза женщины долго и спокойно смотрели на него. Потом в них появились искорки беспокойства. Кожа на лбу вздрогнула, а губы зашевелились. Теперь уже в глазах горел страх. Рука, неподвижно лежавшая на одеяле, поднялась, словно хотела удостовериться и пощупать то, что видели глаза.

– Это я, Мария, – произнес Штайнер.

Женщина попыталась приподнять голову. Глаза ее бегали по его лицу, которое находилось уже совсем близко.

– Успокойся, Мария, это я, – сказал Штайнер. – Я приехал.

– Йозеф… – прошептала женщина.

Штайнер вынужден был опустить голову. Слезы заполнили его глаза. Он закусил губу и проглотил комок, подступивший к горлу.

– Это я, Мария. Я вернулся к тебе.

– Если они тебя найдут… – прошептала жена.

– Они меня не найдут. Не смогут найти. Я останусь здесь. Я могу остаться у тебя.

– Дотронься до меня, Йозеф… Я должна почувствовать, что ты рядом. Видеть – я тебя часто видела…

Он взял ее легкую руку с голубыми прожилками в свои и поцеловал. Потом наклонился над ней и приложил свой губы к ее губам, усталым и уже далеким. Когда он поднялся, глаза ее были полны слез. Она тихо качнула головой, и капли полились с лица, словно дождь.