Видимо, монтер закончил свою работу на столбе, потому что рядом с ребятами упал моток проволоки и человек с крючками на ботинках медленно пошел вниз. Когда до земли оставался шаг или полтора, монтер высвободил ботинки из крючков, спрыгнул на землю, поднял проволоку, повесил оба крючка себе на плечо и собрался идти дальше. Видимо, он привык к тому, что все мальчишки смотрят на него с интересом, поэтому даже не глянул в сторону Закира и Садыка. Но те не могли оторвать от него глаз. Это был несомненно тот самый человек, который вчера продал им фотоаппарат.

Конечно, узнать его было нелегко. Вчера он был в вельветовой курточке и белой рубашке, в зеленых галифе и брезентовых сапогах, сегодня на нем были широкие брезентовые штаны вроде бы из того материала, из какого были сделаны его сапоги, и такая же брезентовая куртка с широким черным поясом. Вчера он казался стройным, а сегодня был широкий, приземистый, и одежда на нем вся шелестела.

— Это мы, — сказал Закир.

— Ну и что? — спросил монтер.

— Здравствуйте! — сказал Садык.

— Здравствуйте, — ответил монтер.

— Мы у вас вчера фотоаппарат купили.

— Камера-обскура, — сказал Садык.

— Привет! — весело сказал монтер. — Товар обратно не принимается и не обменивается. Я «Кодак» купил. Двадцать пять целковых… Но вы зря, ребята, я вам неплохую бандуру продал.

— Хорошую! — сказал Закир.

— Мы вчера уже фотографировались, — сказал Садык.

— Так что же вы пришли?

— А мы не пришли, — сказал Садык, — мы просто шли по улице, увидели — вы на столб лезете. Нам очень крючки понравились.

— «Кошки», что ли? Это «кошки» называются. Основной монтерский инструмент.

— Нам они очень понравились, — признался Закир.

— А ты что, монтером, что ли, быть хочешь?

— Нет, — сказал Закир, — так, вообще…

Говорить про стадион он постеснялся.

— Хорошая штука, — сказал Иван Кустов. — Вот, например, захочу я на футбол посмотреть — залез на столб и могу смотреть. Между прочим, если тополь не толстый, можно и на тополь залезть. — Иван как-то странно улыбался, а ребята от этого засмущались. — А что доберман — приживается?

— Мы уже вчера снимались, — сказал Закир.

— А доберман? Да я про собаку. Ее порода — доберман-пинчер… Вы ее не обижайте. Она у меня уже поноску таскает.

— Поноску? — спросил Садык.

— Ну да. Брошу, например, палку или кепку, крикну: «Пиль!» — она сбегает и обратно принесет. Только в руки еще плохо отдает, отнимать надо.

— Мы вчера, когда фотографировались, — сказал Садык, — я аппарат на Эсона поставил, а он смирно не стоял, приподнялся, и теперь неизвестно, получится или не получится.

— На что поставили?

— На Эсона, — сказал Закир.

— Мы жребий тянули, кто будет под аппаратом.

— А Эсон — это кто?

— Головотяп, — объяснил Закир. — Он головой может орех на дереве расколоть.

— Ладно! — сказал Садык. — Болтаешь, а человеку неинтересно тебя слушать. Как маленький… Понимаете, — сказал Садык Ивану Кустову, — аппарат не на что было поставить, кроме как Эсону на спину. — И Садык стал на четвереньки, показал, где стоял аппарат и как Эсон приподнялся в то самое время, когда должен был стоять особенно смирно.

— Ну, может быть, и получится что-нибудь, — сказал Иван. — Ноги, допустим, не получатся, а головы получатся. В общем, вы через недельку ко мне приходите, проявим — посмотрим. У меня сейчас фиксажа нет. Проявить-то могу, а закрепить же надо. Фотография — дело хорошее. Я не наврал насчет фотоаппарата. Ему цена никак не меньше червонца.

Ребята проводили Ивана до следующего столба, посмотрели, как он пошел по нему вверх, крикнули снизу «до свиданья» и направились домой.

Отец Садыка учитель Касым вовсе не видел, как бухгалтер Таджибеков выходил из конторки махалинской комиссии, а если бы и видел, то, конечно, не придал бы этому никакого значения. Он не любил Таджибекова, но не задумывался, почему не любил.

В детстве они учились в одной и той же школе, которая принадлежала отцу Касыма, то есть дедушке Садыка. Это был очень образованный человек. К нему за разбором всяческих дел, за составлением бумаг обращались самые влиятельные люди. Отец Таджибекова был человеком малограмотным, он держал несколько мануфактурных лавок, вел оптовую торговлю кожами. И отец теперешнего бухгалтера, и отец теперешнего учителя считались людьми состоятельными и уважаемыми. Их сыновья получили одинаковое начальное образование или, во всяком случае, почти одинаковое, но разница между ними была большая. Учитель Касым не любил Таджибекова за то, что тот очень хорошо умел устраиваться в жизни и друзей подбирал только полезных. А бухгалтер Таджибеков не любил учителя Касыма потому, что считал, что тот завидует ему. Он убежден был, что ему все завидуют. Но в те дни отец Садыка меньше всего думал о Таджибекова. Он думал о Садыке. Он очень любил своего сына и вдруг обнаружил, что, торгуя молоком, — учитель вообще был против того, что сын торгует молоком, — мальчик разбавляет его водой, что у него неизвестно откуда появились деньги и что он покупает книги весьма сомнительного содержания.