Люди часто говорят «я так и знал», это служит им утешением. «Я так и знал», — вздыхают. Вот вроде бы какой я умный. Только что-то внешнее помешало принять соответствующие меры, а на самом-то деле я ведь действительно знал.

Так утешал себя следователь Акбарходжаев и даже радовался немного, что теперь ему будет в чем упрекнуть Сазонова. Акбарходжаева часто раздражало, что Сазонов думал не так, как думал он. То, что следователю милиции казалось простым, уполномоченному уголовного розыска, наоборот, казалось сложным, а то, что казалось сложным следователю, по мнению уполномоченного, было простым.

Акбарходжаев достал папку, которую утром принес Таджибеков, и принялся изучать ее так же внимательно, как до обеда изучал личное дело учителя.

Сазонов пришел неожиданно.

— Что новенького? — беззаботно спросил он.

— Изучаю документы о подпольной школе, — ответил Акбарходжаев.

— Разрабатываешь версию учителя?

— Приходится.

— Ну, и что выяснил?

— Он собирал у себя детей и говорил им о том, чего нет в школьной программе.

— Ну, это еще не преступление, — сказал Сазонов.

— Как сказать, как сказать… Я сначала тоже так думал, а теперь вижу…

Сазонов подошел к столу и из-за плеча следователя тоже стал читать страницы.

— Чушь! — сказал он. — Безграмотная чушь… «Давал книжки графа Толстого… Граф Толстой — прислужник царя…»

— Насчет Толстого тебе, может быть, и лучше знать, — сказал следователь, — а вот Алишер Навои действительно был визирем султана. Главным визирем.

— Слушай, кто писал эту чушь? — спросил Сазонов. — Участковый? Иса?

— Нет, Иса малограмотный, это Таджибеков.

— И ты принимаешь такие документы? Как же это постороннее лицо имеет право вести следствие, допрашивать, тем более допрашивать детей? Это же грубое нарушение закона!

Акбарходжаев промолчал.

— И потом, — продолжал Сазонов, — это же дурак. Достаточно того, что он ставит в один ряд Толстого и Навои. Я плохо знаю, кто такой Навои, но уже из-за соседства с Толстым питаю к нему уважение.

Уполномоченный уголовного розыска и не заметил, как обидел следователя. А тот был очень обидчив.

— Значит, подпольная школа — это хорошо? — спросил он. — Граф — это тоже хорошо? Визирь — тоже хорошо? Неужели я, беспартийный, должен тебя, партийного, учить!

— Каждый может учить другого, было бы чему! — Сазонов не любил демагогии.

— Это политическая близорукость, — подвел итог Акбарходжаев.

— Не формулируй, не формулируй, — примирительно сказал Сазонов.

Но следователь был уверен в себе и не торопился ходить с козыря.

— Молодежь — это наше будущее, — сказал он. — Мы не можем быть безразличными к тому, как ее воспитывают.

— Ну ладно, дай мне посмотреть.

Те пять-шесть листочков, которые лежали в папке, просмотреть было довольно легко.

«Закир Каримов показал…»

«Эсон Абидов показал…»

«Рахим Абидов показал…»

«Сын учителя показал…»

«Кудрат Махмудов упорно отрицал все, что показали предыдущие свидетели… выгораживал учителя… изворачивался…»

— Маловато… — сказал уполномоченный уголовного розыска. — И не очень я верю самозваным следователям.

— Мы не можем не верить общественной организации, — сказал Акбарходжаев.

На это Сазонов возражать не стал. У него была своя точка зрения на работу, которой он занимался уже несколько лет.

Он знал, что верить нужно только фактам, а в фактах необходимо убедиться лично.

В прошлый раз учитель Касым, несмотря на свою замкнутость и нарочитую сдержанность, произвел на Михаила Сазонова хорошее впечатление. От него не укрылось то, что скрывал учитель: плохие отношения между ним и Таджибековым.

И в том, как учитель уклонялся от прямой оценки Таджибекова, Сазонов увидел благородство, которое ценил в людях.

— Если хочешь, можно лично допросить ребят, — сказал следователь.

— Ну, это не сейчас, — возразил Сазонов, — сейчас других дел много.

Он имел в виду то, что по ряду косвенных данных ташкентский уголовный розыск мог предполагать, что Кур-Султан и его шайка находятся где-то в Ташкенте или поблизости от города.

Данные были очень смутные. Кондуктор товарного поезда сообщил, что на разъезде он обнаружил в одной из пустых теплушек четверых мужчин, назвавшихся рабочими, едущими наниматься на хлопкоочистительный завод.