Шрифт:
— Ты не слишком большая поклонница живописи?
Она негромко смеется.
— Искусство не должно быть плоским,или мертвым, как это, — говорит Миели. — Оно должно звучать.
— Мне кажется, в таком случае его назвали бы музыкой.
Она бросает на меня испепеляющий взгляд, и после этого я предпочитаю помалкивать, рассматривая молоденьких студенток, изучающих живопись, с не меньшим вниманием, нежели работы старых абстракционистов.
Спустя некоторое время мы начинаем замечать гогол-пиратов.
От своего нанимателя Миели получила общедоступные ключи агентов Соборности и послала им разделенное воспоминание. Идея назначить встречу в музее принадлежала мне. Здесь отличная структура гевулота с достаточно просторными агорами вокруг экспозиций, что должно было предотвратить насилие, но в то же время имеются и уединенные уголки для спокойных переговоров. Однако я не ожидал, что гогол-пираты явятся в таком количестве.
Маленькая девочка, рассматривающая картину со стадом грациозных слонов, которые пасутся в долине Нанеди, притрагивается к кончику носа точно так же, как это делает проходящая мимо парочка, держащаяся за руки. Этот же жест повторяет высокая студентка в футболке с глубоким вырезом, на котором я не мог не задержать взгляд. И целое семейство, возглавляемое отцом с редеющими рыжеватыми волосами, который смеется в унисон со своим сыночком. И еще многие из окружающей нас толпы. Как я понимаю, они приоткрывают гевулот ровно настолько, чтобы продемонстрировать нам свое присутствие. Странно, но подобный прием кажется мне знакомым еще по давней человеческой жизни на Земле.
— Они ведут нас, — шепчет мне Миели. — Туда.
В конце концов мы оказываемся на обширном балконе, отделенном от основного пространства музея стеклянными дверями. Посреди широкого мелкого бассейна — фонтан с тремя скульптурами. Они напоминают тотемы, выполненные из острых металлических и органических деталей, которые — как я узнал из небольшого сопутствующего воспоминания — являются списанными в утиль частями тел Спокойных. Из стыков медленно капает вода, и этот звук мог бы действовать умиротворяюще, если бы не вызывал мысли о крови.
На балконе собралось около двух десятков человек, и одна группа прочно обосновалась у самых дверей, перекрывая путь к бегству.
К моему удивлению, скульптуры заинтересовывают Миели, и она стоит возле них, пока я не касаюсь ее руки.
— Я думаю, пора начинать.
— Хорошо, — соглашается она. — Только помни, что все переговоры веду я.
— Пожалуйста.
К нам подходит маленькая темнокожая девочка, лет шести. На ней ярко-голубое платье, а волосы собраны в хвостики, торчащие по обе стороны головы. Она потирает кончик носа уже очень хорошо знакомым нам жестом.
— Вы из другого мира? — спрашивает она. — Откуда? Меня зовут Анна.
— Привет, Анна, — отвечает Миели. — Мы среди друзей, так что нет необходимости сохранять маскировку.
— Осторожность никогда не помешает, — бросает длинноногая студентка, не поднимая головы от своего альбома с эскизами.
— У вас есть ровно одна минута, чтобы объяснить, как вы нас нашли, — подхватывает женщина в разноцветной одежде, стоящая у перил балкона за руку с молодым человеком.
— Иначе мы сами начнем это выяснять, — добавляет Анна.
— Я уверена, вы ничего не станете предпринимать здесь, — говорит Миели. — В музее полно агор.
— Мы давно привыкли иметь дело с агорами, — усмехается Анна. — Пятьдесят секунд.
— Я работаю на того, кто служит вашему копи-отцу, — объясняет Миели. — Нам требуется помощь.
— Покажите печать, — требует рыжеволосый отец семейства, одновременно стараясь успокоить плачущего младенца.
— Мы рады служить, — подхватывает студентка. — Но сначала покажите печать.
На балконе повисает напряжение. Кое-кто из гогол-пиратов продолжает разговаривать, смеяться и указывать на статуи, но все взгляды обращены в нашу сторону.
— Для достижения Великой Всеобщей Цели необходимо соблюдение тайны, и вам это известно лучше, чем мне, — отвечает Миели. — Мы сумели вас отыскать. Разве это недостаточное доказательство?
— Дорогая, нам требуется нечто более существенное. Мы василевы. Немногие стремятся к достижению Великой Всеобщей Цели с такой же страстью, как мы. — Анна своей маленькой ручкой хватает край одежды Миели. — И мы не собираемся прыгать только потому, что некто, служащий ничтожному клану не-Основателей, щелкает пальцами. — Она улыбается, демонстрируя неровный ряд белоснежных квадратных зубов. — Время заканчивается. Может, нам пора заглянуть в твою хорошенькую головку?
— Нам не так уж много надо, — говорит Миели. — Всего лишь инструменты для имитации гевулота, идентификации марсианской личности…
— Так вы конкуренты? — спрашивает рыжеволосый отец семейства. — С какой стати нам с вами делиться?
Миели напряжена. Все это может закончиться скверно. Представители Соборности не сильны в переговорах: если твое поведение полностью определено схемой копи-клана, простора для творчества уже не остается. Именно поэтому они мне и нравятся. Я вспоминаю, где в последний раз видел нужную улыбку, жесты, слышал подходящий тон. Это было на Земле, несколько столетий назад, в баре, где я пил с хакерами и спорил с ними о политике. И кто же еще там был? Ах, да.Матчек. Маленький и злой Матчек, впоследствии ставший богом Соборности.