Очень удивившись, Корнилов сказал:

— Нет, правда, Георгий Васильевич, нам надо поговорить не торопясь... Ведь вы же меня в Крайплан и пригласили.

— Само собою разумеется...— подтвердил Бондарин.

Тут они и вошли во Дворец. Несмотря на ранний час, он уже довольно густо был заполнен разным народом — во Дворце кроме съезда плановиков сегодня открывалось и еще какое-то краевое совещание, кажется, культпросветработников.

А жизнь, советская действительность и в этом году шла своим чередом, то есть поступательно, и нэпманы, объединенные в акционерные общества, теряли одну за другой позиции, газеты не уставали сообщать, что в промышленности достигнут довоенный (1913 года) уровень, что в сельском хозяйстве этот уровень превзойден.

Поскольку государство строилось плановое, социалистическое, первое в мире рабоче-крестьянское, в котором руководящая роль принадлежит диктатуре пролетариата, поскольку все это было делом совершенно невиданным для человечества, крайплановцы и невиданность принимали близко к сердцу, их не покидало чувство новизны и необычайной важности всего того, чем они изо дня в день были заняты.

Чувство очень нужное человеку — в этом они убеждались все время.

Было даже так, что чем чаще, чем проще в совсем даже запросто они употребляли такие слова, как «социалистическое планирование», «контрольные цифры», «исходные данные к составлению первого пятилетнего плана», тем это чувство новизны подогревалось в них еще больше и больше: «Вот мы какие — очень ответственные, очень демократичные и простые, но невиданные!»

Мировой масштаб захватывал каждого, подчинял себе властно и безоговорочно, никаких скидок, поблажек не давал, возможностей к сомнениям не оставлял.

Даже и без Лазарева все это было именно так, даже и без него создавался, укреплялся все сильнее некий клан плановиков, столь разнородный по социальному происхождению, но скрепленный, но объединенный общей задачей и общим чувством все той же новизны и ответственности.

Да так ведь оно и было: ни один отдел Крайисполкома не пользовался таким же авторитетом, как Крайплан, ни один не мог давать непосредственные указания другим, ставить и заслушивать отчеты других отделов, а Крайплан мог. Все еще мог, даже и без Лазарева.

В проблемах сегодняшнего дня крайплановцы, как все люди — такие же у них заботы о численном росте партийной, женской и молодежной прослойки в своих собственных штатах, такое же подчинение президиуму Крайисполкома и бюро Крайкома, но лишь коснется дело контрольных цифр и направлений развития народного хозяйства, в ту же минуту Крайплан выше всех. Чуть выше всех. Чуть ли не выше самого Крайисполкома.

А так как вопросы строительства ближайшего социалистического будущего, а не в столь уж отдаленной перспективе будущего коммунистического возникали непрерывно и как бы даже безудержно, то и день сегодняшний был подчинен заботам не столько о самом себе, сколько о дне завтрашнем.

И опять возвышение Крайплана, в опять ему сперва чуть заметные, а потом все более и более очевидные выходили предпочтения и льготы в устройстве быта его сотрудников.

Так, еще в 1925 году Крайплану на берегу речки Еловки, в шести километрах от города, были построены дачи — довольно длинные бараки, перегороженные на секции, каждая секция со своим порядковым номером и еще разгорожена на две подсекции дощатой стенкой, получается две комнатки и одно застекленное крылечко, почти веранда.

Профсоюз каждый год распределяет эти подсекции между сотрудниками, заключает от их лица арендные договоры с хозуправлением Крайисполкома, дело нехитрое: секций хватало на всех желающих, арендная плата небольшая и прогрессивная — чем выше жалование «арендатора», тем выше и ставка за квадратный метр подсекции, некоторые же низкооплачиваемые сотрудники пользовались дачами бесплатно.

Была на дачах и кухня, называлась «камбуз»: деревянный навес, а под навесом огромная плита на 12 конфорок, одной-двум хозяйкам такую разогреть не под силу, если что-то готовить, варить и жарить, так нужно всем сразу, самое малое, сразу шестерым.

Дрова сначала были у каждой хозяйки свои, потом появилась общая поленница, да еще у детей был урок — ежедневно собрать три-четыре мешка сосновых шишек, очень хороший огонь и жар давал «камбуз» на шишечном топливе с небольшой подброской дров. Пыхтел и урчал, словно мощный буксир вот-вот тронется с места и весь дачный поселок отбуксирует за собой сначала по Еловке, потом по Оби — Еловка километрах в двух впадала в Обь, устье ее было излюбленным местом рыбаков, здесь неизменно клевали окунь и лещ.

Мужчины на работу в Крайплан и обратно ездили на двух пароконных «линейках» по десять сидячих мест в каждой, еще табуретки можно было поставить и набить в линейку человек до пятнадцати, включая женщин, собравшихся на базар, а у товарища Прохина был автомобиль, он тоже никому не отказывал, сколько уместится вокруг него на сиденьях народу, столько и поезжай, но охотников ездить на автомобиле было мало — Прохин отправлялся за час до отхода линеек, возвращался же позже всех; все в четыре часа дня, а он и в шесть, и в семь вечера, а то и ночью уже, после всех крайисполкомовских, крайкомовских и прочих заседаний.