Первым делом я их тебе выбью — мелькает во мне мысль — я уверен, так оно и будет, экспедитор, хренов!

Борис Эдуардович подходит ко мне, сверлит взглядом из-под нависших бровей. Я вроде знаю, надо бы взгляд опустить, зачем напрасно нарываться на неприятности, но не могу, смотрю ему прямо в зрачки. Тень недоумения мелькает на лице: — Ты не простой человек, — нехотя заявляет он, — боюсь, раба из тебя не получится, а жаль, мог бы жить и жить. Впрочем, попробуем с тобой поработать, у нас есть неплохие профессионалы, глядишь, через месяц, другой выйдешь на арену. По секрету хочу сказать, наш правитель, уважаемый Вилен Жданович, приветствует отважных. Приглянёшься ему, свободным станешь. Ты, что, его знаешь? — что-то увидев в моих глазах, спрашивает меня Борис Эдуардович.

— Да, так, слышал, — осторожно говорю я.

— Ну, да, конечно, о нём многие слышали, никак он основатель государства Господин Великий Ждан.

— Именно так, — соглашаюсь я. — А далеко до города Господин Великий Ждан?

— Много вопросов задаёшь, непростительно для раба. Ну, да ладно, скажу, дней пять на повозках. Не будешь артачиться, увидишь город, он великолепен, говорят, не уступает даже Граду Растиславль.

Сердце защемило от этого высказывания, как же мы так по-дилетантски вляпались! Где-то совсем рядом моё государство, обидно и глупо, а ведь надо держать инкогнито, если узнают, кто я, убьют точно.

— Вот их вещи, — говорит Санёк. Конвойные скидывают на землю наше оружие.

— Ого! Какой меч! Неплохой топор! — вырывается восклицание у Бориса Эдуардовича, — так вы действительно воины. Случаем вы не шпионы князя Аскольда? Впрочем, можешь не отвечать, всё равно для вас ничего не изменится, я уже имею на вас виды.

Меня гонят вглубь двора, затем толкают в тёмное помещение, здесь уже Семён, голова перевязана, но кровь всё ещё сочится сквозь повязку.

— Как у тебя? — спрашиваю друга.

— Жить буду, — ухмыляется он, — ветеринар неплохо знает своё дело, правда возмущался, говорил, он занимается важным делом, всяких баранов лечит, а тут какого-то смерда привели. Ну, ему там объяснили, плевался, но артерию зашил, видно, в прошлом, был неплохим хирургом.

— Испортился народ, — взгрустнул я.

— Что делать будем?

— Поживём, увидим. А ты знаешь, я не хочу здесь задерживаться, вот только не знаю, где наши дети.

— В том то и дело, — сокрушается друг, — надо узнать, где они.

— У Машки какой-то.

— Придётся к ней наведаться.

— Наведаемся, куда денемся, — я оглядываюсь по сторонам. Хотя двери плотно закрыты и нет окон, хорошо вижу, да и Семён не испытывает особого дискомфорта.

Наша камера представляет собой помещение из хорошо подогнанных друг к другу брёвен, дверь дубовая, оббита железными пластинами, на полу солома, пару вонючих шкур, на стене болтаются несколько металлических колец, судя по всему, пристёгивают на цепь особенно строптивых, у двери зловонное корыто, туда наливают еду для заключённых. Первым делом стараюсь очистить корыто соломой, неизвестно, сколько будем здесь сидеть.

Семён возится со шкурами, пытается вытряхнуть, но затея неверная, такая поднялась пыль, что я невольно ругнулся. Слышим шаги, с двери сбивают доску, к нам заходят несколько мужчин, все как на подбор крепкие, внушительные мышцы бороздят тела, лица добродушные, но я знаю, это впечатление обманчиво, такие лица часто бывают у настоящих бойцов.

— Что, касатики, размять косточки хотите?

— В смысле, подраться?

— Что-то, типа того.

— Не очень.

— Да бросьте ломаться, не целки, разомнётесь, жирок погоняете, не переживайте, чисто кулачный бой, мечи потом будут, — они весело заржали.

— И, что за бедолаги, с нами будут биться? — я стараюсь говорить невозмутимо, но в душе разгорается гнев.

— Причём тут бедолаги, нормальные ребята, убивать вас пока не будут.

— Ну, а если мы, невзначай их покалечим?

— Это вряд ли, но если это гипотетически принять за веру, тогда сами виноваты.

— Ты, как, Семён? — спрашиваю друга.

— Ты же знаешь меня, я не драчун, со школы никогда не дрался, но если надо, можно попробовать.

— Судя по твоим мышцам, не скажешь, — говорит один из мужчин. — Хотя, на своём веку, всякое видел, ты не бойся, мы тебе кого попроще подберем.

— Не надо попроще! — неожиданно негодует Семён.

— Вот, это речь настоящего бойца, — насмешливо говорит мужчина. С нас снимают верёвки, разминаем руки.

— Поесть хотите?

— А драться сейчас?

— В принципе, да.

— Тогда потом.

— Если сможете, — неожиданно хохотнул один из мужчин.

— Там разберёмся, — бурчу я.

Нас выводят во двор. Народа значительно прибавилось, в центре вбиты колья, обтянутые верёвками, как положено, два табурета в углах импровизированного ринга. Расставляют длинные скамейки, кое-кто уже занял места. Краснощёкие девчата лущат семечки, с ними грубо заигрывают здоровые ребята, но молодухам нравится, смеясь, пищат, отпихиваются, ну совсем как в старые добрые времена в деревне.