Аскольд, поигрывая смертоносным осколком обсидиана, непонимающе спрашивает: — Вы куда, братаны? Мы не договорили.

— Мы не при деле, — скулит один из бандитов, — мы уходим. Против вас мы ничего не имеем.

— Щенки, заберите этого с собой, он оскверняет наш берег, — рыкнул я, указывая на мертвеца.

Подонки, безропотно подчиняются, хватают главаря за ноги и волокут вдоль берега куда-то в ночь. Когда они скрылись, я поворачиваюсь к стоящему как столб Семёну: — Семён Семёнович, а ты опасный тип, уже два жмурика на твоей совести. Как же твои демократические принципы? — я подкалываю его, но понимаю, зря сделал, парень расплакался: — Я не знаю, как это произошло, — причитает он, — как представил, что они будут глумиться над нашими женщинами, так во мне словно лопнула рессора!

Я смотрю на него и удивляюсь, как же раньше не разглядел, какой же он огромный и сильный. А ведь точно, лёгкий жирок под кожей искусно скрывает могучие мышцы, если он рассосётся, то Семён превратится в настоящего терминатора, это открытие меня несколько шокирует, а Аскольд смотрит на Семёна с всё возрастающим уважением.

— Ты всё правильно сделал, — обнимает его Лада. — Не терзайся так, мальчик, пусть они скулят, мир избавился ещё от одного негодяя. Разве это не прекрасно?

Яна нервно ходит по пляжу: — Сволочи, сволочи, весь вечер испоганили! Айда купаться!

— Ночью у берега много акул, — резонно замечает Аскольд, с обожанием глядя на свою жену, которая сейчас похожа на воинствующую амазонку.

— И чёрт с ними! — Яна уже в одном купальнике, сбегает к морю и, не раздумывая, ныряет в воду и её тело освещается призрачным сиянием. Ну, что можно сказать на это безрассудство! Мы все, и даже зарёванный Семён, лезем в воду.

Благодать. Море освежает наши разгорячённые тела, огненные вихри светящегося планктона, закружились вокруг в хороводе, восторг переполняет души, а где-то в отдалении рыскают голодные акулы, но и в это раз нас бог милует.

.

Мужика, которого уличили в краже сковородки, секли несильно и не долго, но орал он так, что с ближайших утёсов осыпались камни и птицы испуганно взмывали ввысь.

Эта экзекуция производит ошеломляющее действие, двое мелких воришек, поспешили сознаться в кражах имущества и отдать хозяевам их вещи.

Мне было неловко от того, что пришлось прибегнуть к физической расправе, но совесть меня долго не мучила, наверное, во мне говорят гены казаков, что испокон веков осаживались по моей линии и закрепились в крови. Такого рода наказания у них норма. Мой прадед был атаманом донского казачьего войска, и последующие предки не ниже атаманов.

И всё же, глядя на мужчину средних лет, который после наказания, в одиночестве скулил на мокрой гальке, мою душу что-то кольнуло, меня поразил вид его одиночества, никого нет рядом с ним, он один и непонятно зачем он украл сковородку, которую так и не нашли. Наблюдая за ним, во мне появилось сомнение, что вообще была кража, что-то не вяжется с его тщедушной фигурой и лицом сельского учителя. А вдруг произошла судебная ошибка, и его избили по наговору? Меня словно окатили из холодного душа, я встрепенулся и с тревогой посмотрел на Аскольда.

— Не жалей, это не твой больной, мой пациент и я знаю как с ними вести диалог, — мой друг вызывающе взмахивает бородкой.

— Я не об этом, — мрачно произношу я, — не было никакого дознания, по словам лишь свидетелей… так можно докатиться неизвестно до чего. А вдруг он не причём?

— Свидетелей было три, а это вполне достаточно, — невозмутимо произносит Аскольд.

— Но сковородку так и не нашли. Что на это скажешь?

— Не раскаялся, — в его взгляде появляется лёд. — Но это дело поправимо, я ему дал тайм аут, не скажет сейчас, пообещал скормить его акулам.

— Ты не слишком много на себя берёшь, — с угрозой говорю я.

— Пообещал, не значит, что сделаю, — усмехается Аскольд. — Но… вроде как он дошёл до необходимой кондиции, не обращая на мой протест, идёт к бедолаге, втыкает рядом с ним копьё и, вздыхая, произносит: — Мне жаль это делать, но придётся тебя отдать акулам.

Несчастный затравленно глянул на спокойное лицо Аскольда, затем переводит взгляд на море и в ужасе округляет глаза, совсем рядом чертит воду огромный плавник.

— Почему ты так уцепился за эту дурацкую сковородку, она не стоит твоей жизни? — Аскольд с сожалением вздыхает, подзывает двух охранников и приказывает: — Связать и скинуть с той скалы, там глубины и много акул.

Только я встрепенулся, чтобы запретить этот чудовищный приказ, как мужчина рухнул на колени и, разбрызгивая слюни и сопли заголосил: — Там она, под корнями можжевельника.

Аскольд кивает охранникам, через некоторое время они приносят добротную сковороду, вероятно с титановым покрытием.

— Зачем? — Аскольд присаживается рядом с мужичком. — Я ещё могу понять, нож, топор… но сковородка?!

— Ксюха о ней мечтала, — сквозь слёзы прорыдал мужчина, — обещала стать моей женой… если принесу ей именно эту сковородку, совсем замучилась на палочках готовить.