— Какой миссии? — с беспокойством спрашивает Лада. — Это на тебя ещё наркоз действует.

— А ведь точно, я часто думала, с какой радости нас швырнули к первобытным хищникам, где-то должно быть логическое объяснение. Так ты всё знаешь? — с интересом спрашивает Яна.

— Не всё, но основное, — киваю я. — Кстати, эти ранения я получил не от людей Вилена Ждановича.

— От кого же? — всполошилась Лада.

— Я был в нашем будущем, оно ужасно…

— Ты возвращался назад?! — у Лады от восторга загораются глаза.

— Оно ужасно, — повторяю я.

— Ты не шутишь, ты проник в наше время? — всполошилась Яна, в её глазах я не замечаю откровенной радости.

— В Крыму идёт война, это плато бомбят ракетами и выжигают напалмом, посёлок Качу забросали вакуумными бомбами.

— Кто это делает, неужели американцы? — цепенеет Лада.

— Они исполнители воли тех, кто сейчас копошатся в Разломе. Те твари, в будущем, найдут способы перевоплощаться в людей и внедрятся в правительственные структуры — им нужно уничтожить всё живое, чтобы заселить Землю.

— Где-то я слышала такую ахинею, эти бредовые сведения иногда появлялись в печати, — недоверчиво произносит Яна.

— А это всё не бред? — я обвожу руками по кругу.

— Здесь здорово, я не хочу обратно, — уверенно заявляет Яна.

— Но там мы живём… жили, — горько вздыхает Лада.

— Сейчас наш мир здесь, Ладушка, и он прекрасен, — улыбаюсь я.

— Это так, но я переживаю за Ярика, да и за Сеточку тоже — за всех детей, что их ждёт?

— Здесь им лучше, — уверенно говорю я. — А ты заметила, никто не болеет, всякие вирусные инфекции исчезли, — с точки зрения врача, с воодушевлением произношу я.

— Зато есть хищники и этот… Разлом.

— Справимся, — я обнимаю жену, ободряюще улыбаюсь Яне.

К вечеру я приказываю собрать всех людей, затем доношу свои мысли — в толпе кто-то заржал как матёрая лошадь, демонстративно крутанув пальцем вокруг виска, но был сбит с ног моими единомышленниками, а я с облегчением вздыхаю, здравомыслящих людей несопоставимо больше, чем вечных скептиков.

Аскольд с людьми к вечеру не появился. Узнав, что Семёну принесли медвежонка, Ярик умчался к нему и пообещал вернуться лишь на следующий день, Яна с дочкой, ушла, а я с грустью проводил их взглядом, как некстати меня мучают угрызения совести, я виню себя, что не остановил его тогда. С ужасом вспоминаю светящиеся глаза хищников, как много животных в той пещере, но я уверен, это не то, что следует сильно опасаться, Аскольд и его отряд справится с ними, настоящие опасности где-то в глубинах пещеры… надо было пойти с ними, я застонал.

— Тебе больно? — Лада осторожно прижимается ко мне, ласково гладит повязку.

— Сердце болит, корю себя за то, что Аскольд ушёл без меня.

— Не переживай, он не будет рисковать напрасно. К тому же, это его работа, кому как не ему её исполнять, а у тебя другие дела, и на Разлом не ходи, — требовательно произносит Лада.

— Именно так, буду прятаться за чужие спины, — со смешком произношу я, — да ты первая не станешь меня за это уважать.

— Не буду, — покорно соглашается жена, — что ж, видно такой мой бабий удел, дрожать от страха за своего мужчину… и гордиться. — Она обвивает меня руками и заваливает на мягкие шкуры, потревоженная рана вспыхивает болью, но чувство нарастающего возбуждения мгновенно гасит неприятные ощущения, рывком сдираю с жены одежду и зарываюсь в упругие груди, она застонала от дикого наслаждения и выгибается, словно дикая кошка. От её сладких выкриков испуганно замолчали ночные цикады, светлячки в великом удивлении зажгли свои огни, словно хотят подсмотреть, что творится в скомканных шкурах, в панике пискнула летучая мышь и поспешно вылетает из дома. Мы долго шепчем друг другу ласковые слова, и такое захватывает счастье и умиротворение, что лишь к утру отяжелели веки и сладкий сон сбивает с ног.

Перемена ощущений разительная, безграничное счастье и любовь отступают, словно наяву я бреду в темноте, расставив в стороны руки, не вижу ничего, но ощущаю чьё-то присутствие. Внезапно понимаю, мои глаза закрыты, пытаюсь открыть, но веки держат чьи-то пальцы, я пугаюсь, но в голове возникает чужая мысль: «Не открывай — это опасно, иди вперёд, а я тебя подстрахую, ничего не бойся».

«Ты кто»? — вздрагиваю от ужаса я.

«Считая, что твой ангел-хранитель», — я улавливаю смутно знакомые женские нотки. Где-то я их слышал? А ведь это с другого сна! Там, на умирающей планете, я познакомился с ней, и она подарила мне странную вазу и не менее загадочную маску. «Это ты»? — утверждая, спрашиваю я.

«Может быть. А теперь открывай глаза, мы прошли опасное место», — она отводит ладони от моих век.

Сумерки. Я вижу знакомый лес, это там, где покоится Разлом. А вот и он, пускает ядовитые испарения, на его кромке копошится непонятная жизнь — странные существа, отдалённо похожие на людей, пытаются встать, но вязнут в испарениях и продолжают бестолково ползать, издавая невнятные звуки. Но вот, кто-то поднимается на ноги, лихорадочно водит по сторонам головой и я, с омерзением вижу, это дряхлая старуха и у неё во лбу единственная глазница и та без глаза. Вмятина пульсирует тёмным огнём и это так страшно, что пячусь, но слышу голос моёй спутницы: «Она тебя не видит, но если поднимет свой глаз и направит в твою сторону — ты умрёшь».

Внезапно я замечаю в руках старухи непонятный круглый предмет, она приподнимает его до уровня груди, и цепенею от ужаса — это живой глаз и он крутит зрачком в разные стороны.

«Её ты должен опасаться больше всего», — голос моей спутницы врезается в мозг, и я резко просыпаюсь, лицо всё мокрое от холодного пота, страх ещё держится в душе, но я вижу спокойно спящую Ладу, её нежное лицо, опухшие губы и успокаиваюсь — ведь это просто сон.

Уже светло, я осторожно сползаю с постели, открываю дверь, вздыхаю полной грудью свежий воздух, выхожу во двор, с наслаждением умываюсь ледяной водой, ворошу палкой заиндевелые сверху угли, нахожу едва заметный огонёк, раздуваю в слабое пламя, быстро подкладываю сухие веточки, затем брёвнышки, ставлю треногу и подвешиваю котелок с водой.