Когда он посмотрел на нее, она все прочитала в его глазах.

– Пятнадцать минут.

Кивнула.

– Береги себя. Умоляю.

– Обязательно. Сама осторожность.

Уил повернулся, пошел по воде в сторону сифона и уже был в трех футах от него, когда на выходе появился Эл Канер. Халли и Боуман были так заняты друг другом, что не заметили мерцающего света при его приближении.

– Привет! – Голос Канера звучал почти бодро.

Халли стояла как громом пораженная. Он подошел к ней.

– Эл! Мы думали, ты… – Она не смогла произнести слово «погиб» – какой-то внутренний защитный рефлекс ее остановил. Плохая примета, не надо. – Мы беспокоились о тебе, черт возьми!

Он повесил голову, как пристыженный мальчишка.

– Послушай… стыдно признаться, но мне пришлось сходить в туалет.

– В Сифоне?

– Ну, я выпил слишком много воды. Надо было сделать это до того, как мы пошли, но мне тогда еще так сильно не хотелось. Наверное, текущая вода меня подхлестнула.

– И ты… помочился в Сифоне?

– Я дошел до места, где вода чуть выше колен. И на тебе, так прижало!.. Не представляешь, как мне сейчас хорошо.

– У тебя ушло столько времени?

– В общем… произошла заминка. Надо было расстегнуть молнию спереди комбинезона, а она застряла. Дергал-дергал, наконец открыл. Сделал свои дела, давай закрывать. Она опять застряла. Я так усердно рвал ее вверх, что с головы слетел шлем. Видать, забыл его застегнуть. Закрыл молнию, выловил из воды шлем, надел. И только тогда пошел. Наверное, ушло порядочно времени. – Он посмотрел на них. – Простите, что заставил вас поволноваться. – Затем взгляд его просветлел. – Но я рад, что вы беспокоитесь о старом Эле Канере.

– Конечно, беспокоимся, дурень! – Халли подошла к нему и обняла так крепко, что он слегка выпучил глаза.

– Отдохнете, Эл?

По голосу Боумана Халли поняла, что он не очень-то хочет отдыхать, но отдала ему должное за то, что он не стал настаивать на спешке.

– Да я нормально себя чувствую. Я дам вам знать, если сильно устану.

– Ладно, – откликнулась Халли. – Заодно – ради всего святого! – дай нам знать, когда захочешь писать.

Они продолжили путь.

Семь часов спустя у всех троих от усталости заплетались ноги. Канер один раз упал – к счастью, отделавшись ободранными коленями и порезами на ладонях. Колени Халли ныли – сказывалась нагрузка от непрекращающегося спуска. Бедра тоже горели огнем, а спина болела, словно кто-то бил по ней молотком. Договорились идти, пока не найдут подходящего места для лагеря. Минуло еще два часа.

– Думаю, лучше мы ничего не найдем! – крикнула Халли. Она стояла всего в нескольких футах от Боумана и Канера, но течение полноводной реки, грохочущее, бурлящее и пенящееся, было настолько сильным, что под ногами сотрясался пол. – До зала с «лунным молоком» другого места для лагеря нет. Отсюда еще часов десять, не меньше.

В течение последнего времени им не попадалось ни одного сносного участка для отдыха. Сплошные вертикальные спуски, перемежающиеся с небольшими, крутыми соединительными уступами. Будь у них с собой подвесные тенты, какими пользуются скалолазы… Однако они не могли позволить себе лишнего веса. Приходилось идти вниз до тех пор, пока не кончатся силы.

– Достаточно, – махнул рукой Боуман.

И снова устроиться всем вместе не удалось. Через полчаса поисков каждый нашел себе клочок свободного пространства для ночлега. Боуман расположился посередине, в сотне футов от Канера и в пятидесяти – от Халли.

Халли выключила фонарь, сняла ботинки и грязный комбинезон. Как обычно, положила одежду и обувь у плеча, чтобы даже в полной темноте без труда ее найти. Затем легла поверх спального мешка.

В пещерах самые простые вещи превращаются в роскошь. Чашка чая – лучше, чем шампанское. Сырой мешок – лучше люкса в отеле «Плаза». Чего еще тебе нужно, девочка? Ну… это, конечно, не помешало бы. Но не здесь. Потом, возможно. Я в самом деле вижу нас вместе, когда мы выберемся. Эти мысли не дают сосредоточиться на миссии. Но как же сладко помечтать. Хотя бы недолго.

Усталые мышцы начали расслабляться, появилось ощущение уюта и защищенности. Халли знала: лагерь не убережет от обычных опасностей пещеры – наводнения, падающих камней, отравленного воздуха. Знала, что на оставшемся между ними и «лунным молоком» отрезке много преград, и все уже пройденные предстоит преодолеть еще раз на пути назад. Однако на несколько минут она позволила себе роскошь – пусть и обманчивую – почувствовать себя защищенной.

Халли думала о ферме в Шарлотсвилле – самом лучшем месте на земле. Представляла залитое солнечным светом зеленое пастбище, шевелящий летнее сено легкий ветерок, черных лошадей – опустили шеи, сосредоточенно щиплют траву, то и дело взмахивая хвостами. Думая обо всем этом, особенно о солнце, она чувствовала, как разливается по лицу, рукам, шее тепло… Женщина уснула.

Ей снился Боуман. Его запах – соленый, с примесью цитруса и теплого меда. Вот он проводит рукой по ее лицу. Ладонь и пальцы грубые, но прикосновение легкое. Он знает, как обращаться с лошадьми, а это о многом говорит, потому что лошади мгновенно понимают, что за человек положил на них руки – пусть даже всего лишь дотронулся кончиками пальцев. Ей снился его голос. Мягкий, мягче, чем у большинства мужчин, но привлекающий внимание.

– Халли.

Глаза открылись, и она поняла, что это не сон. В темноте над ней склонилось лицо Боумана – достаточно близко, чтобы почувствовать на лбу его дыхание и уловить тот чудесный запах. Одна из его ладоней лежала у нее на плече.