Стилвелл лежала в изоляторе на четыре койки. Рядом спала зараженная АКБ женщина, которой уже прописали наркотики. Стилвелл знала: придет время, и морфин не поможет, ничто не поможет, и вот тогда будет по-настоящему плохо. Болезнь у нее еще не перешла в последнюю стадию; в ее случае АКБ сначала проела ткани на лице, хотя обычно повреждению подвергалась брюшная полость. На лице слишком много нервных окончаний, и боль всего лишь ждала своего часа, чтобы вырваться наружу. Женщине был нужен морфин. Много морфина.

Тебе недолго мучиться, девочка, думала Стилвелл. Ты уже на седьмом уровне. Вчера была на пятом. Так что пару дней – не больше. Возможно, до восьмого продержишься без наркотика. Она часто просила пациентов классифицировать боль по шкале от одного (безболезненная стадия) до десяти (невыносимые мучения). Теперь впервые она задавала это вопрос себе.

Пока Ленора не хотела принимать лекарства. Во-первых, от них у нее запор. И путаются мысли. Боль, разумеется, тоже делала свое дело, но Ленора обнаружила, что может устраивать себе «отпуск», мысленно уносясь в другие места. Возвращаясь после такого отдыха в больничную палату, некоторое время она могла ясно мыслить. Думала об АКБ, вспоминала все, что знала об этой бактерии, пыталась создать в уме виртуальную лабораторию, чтобы выработать процедуру противодействия инфекции. Подхватив заразу, она оказалась в невыгодном положении. С другой стороны, теперь у нее было преимущество врача и ученого, который может анализировать симптомы и течение болезни, опираясь на собственный опыт.

Боль прервала размышления. Алые пятна на ноге, животе и руке кровоточили и сочились едкими жидкостями – продуктами гниения. Казалось, кто-то плеснул на эти места бензин и поджег. Тяжко. Очень тяжко. Но пока пятна составляли относительно малую часть поверхности тела, к тому же в местах, где нет больших скоплений нервных окончаний. Поэтому она выдерживала боль. По крайней мере иногда. Впрочем, сейчас пришла пора отправляться «в отпуск».

Ленора закрыла глаза, медленно и глубоко дыша, и унеслась в прошлое, в тот день, когда она окончила медицинскую школу Вандербильтского университета. Стилвелл увидела себя молоденькой, в академической шапочке с золотой кисточкой, в тяжелой черной мантии, из-под которой выглядывали носки черных лодочек. Впереди и сзади шаркали ногами выпускники.

В тот жаркий день в воздухе стоял запах лосьона после бритья, духов и пота. Сердце учащенно забилось – ее очередь подниматься на сцену…

– Майор?

Медсестра… Стилвелл вновь оказалась в мире, где царит боль.

– Да?

– Майор, к вам посетитель. – Молодая женщина состроила гримаску, возмущенно фыркнув. – Я говорила, что вас нельзя беспокоить, но… это офицер.

Новость заставила встрепенуться.

– Правда? Кто?

– Э-э, я не расслышала фамилии, мэм. Личного знака под защитным костюмом тоже не видно. Но он офицер – об этом сообщить не забыл. Вы сможете его принять?

Полная неожиданность. К ней никто не ходил – только врачи во время осмотров да медсестры.

– Да. Скажите, пусть проходит.

– Хорошо, мэм.

– Подождите… Простите, я забыла, как вас зовут.

– Артвелл, мэм. Сержант Артвелл.

– А имя?

– Реджина. Все зовут меня Реджи.

– Спасибо. Реджи, не будете ли вы любезны чуть-чуть приподнять кровать, чтобы я могла сесть?

– Конечно, мэм.

Сестра ушла, и в палату ввалился низкорослый, тучный человек в костюме «Кемтурион». Лицо закрывала поцарапанная, сморщенная пластмассовая маска. В руке, затянутой в черную перчатку, он держал пухлый желтый конверт с отштампованным красными чернилами словом «СЕКРЕТНО».

– Вид у вас не сказать что хороший, майор.

Ленора мгновенно узнала его по надменному тону: Мосур, штабная крыса.

За каким чертом он явился?

– Я могу что-нибудь для вас сделать? – Голос явно свидетельствовал о воспаленных аденоидах.

– Я в порядке, полковник.

– Хм… Очень больно?

– Не очень.

Не хватало еще жаловаться этой крысе.

– Рад слышать.

Обогнув изножье кровати, Мосур сделал осторожный шажок ближе. Теперь она его рассмотрела. Черты лица у некоторых людей делают их похожими на свиней: круглые розовые щеки, вздернутый нос, маленькие глазки, жирный подбородок. К таким людям относился и полковник Мосур. Из-за лишнего веса он изрядно вспотел в защитном костюме.

– Прошу прощения за спор по поводу костюма, полковник, – сказала она. – У меня был стресс.

– Без сомнения. И все же хотел бы заметить, что если бы вы не ослушались моего приказа, вы сейчас не лежали бы здесь.

– А молодые солдаты страдали бы во много раз больше. Плохая сделка, полковник… Могу я спросить, зачем вы пришли?

– Конечно. Вообще-то, я как раз по поводу того самого… инцидента. – Он обвел взглядом помещение, потрогал шлем и откашлялся. – Видите ли, я тогда включил громкую связь, потому что не слышал вас через костюм. При нашем разговоре присутствовал кое-кто из персонала. Мой адъютант и еще ряд людей. Это создало проблему.

– Какую проблему?

– Говори мы с вами с глазу на глаз, вероятно, мы бы все уладили. Но присутствие другого персонала сделало это… неизбежным.

– Сделало неизбежным что?

– Я вынужден был доложить о вашем поведении вышестоящему руководству. Уверен, вам знаком кодекс поведения военнослужащих. Любое недонесение о нарушении правил само по себе является нарушением. – Он поднял руку ко лбу, чтобы утереть пот, но вспомнил о шлеме. Рука упала. – Жарко в этих штуковинах. Хоть бы кондиционер какой внутрь вставили, что ли.