Шрифт:
По реке тихой поплыней [98] плывут двенадцать грешных дев [99] , белый камень алатырь, что цвет, томно светится в их тонких перстах.
И восхикала лебедью алая Вытарашка [100] , раскинула крылья зарей, — не угнать ее в черную печь, — знобит неугасимая горячую кровь, ретивое сердце, истомленное купальским огнем.
Воробьиная ночь [101]
98
Тихой поплыней — тихо плывя. (АМР)
99
Двенадцать грешных дев — истоки и семантика образа весьма туманны. И. П. Сахаров приводит при описании обряда опахивания, избавления от «коровьей смерти» одно из ритуальных заклинаний, отражающее фактическую сторону обряда:
От Океан-Моря глубокого,От лукоморья ли зеленогоВыходили двенадесять дев…И клали велик обетДванадесять дев:Про живот, про смерть,Про весь род человечь…(Цит. по кн. Сахаров И. П. Сказания русского народа. М., 1989. С. 243). Мифологической обработкой данного обряда становится в «Посолони» «Черный петух». Однако можно предположить, что двенадцать дев, получающих, согласно обрядовым законам, право на лишение жизни всякой твари, которая попадется им на пути, появляются уже в Купальскую ночь в соседстве с иссушающей сердца алой Вытарашкой и замыкают собой плеяду восставших губительных сил.
100
Вытарашка — олицетворение любовной страсти, лишающей человека рассудка: ее ничем не возьмешь и в черную печь не угонишь, как выражается один заговор на присуху. См.: Д. Зеленин. Отчет о диалектологической поездке в Вятскую губернию. Сб. Отд. Рус. яз. и Словес. Имп. Акад, наук, т. LXXVI, № 2. (АМР)
Вытарашка — также название вечно тревожашегося, мечущегося человека. (АМР)
101
Воробьиная ночь — так называется грозная ночь с сплошною молнией, когда лишь под утро разражается ливень.
Эта ночь представляется воробьиной свадьбой, на которой невеста-воробушка перед венцом причитывает. (АМР)
Фольклорная символика сказки подробно описана в статье С. Н. Доценко «Воробьиная ночь» А. М. Ремизова (Русская речь. 1994. № 2. С. 103—107).
Воробьиная ночь — в центральной части России «воробьиные» или «рябиновые» ночи соотносились ранее с праздником Успения Богоматери (15 августа ст. ст.). В народных представлениях о «воробьиных ночах» находит наиболее полное выражение фольклорная символика воробья как птицы, связанной с культом Перуна и олицетворяющей собой молнию, оплодотворяющую землю, вследствие чего воробью приписывается ряд оплодотворяющих функций и он начинает играть магическую роль в аграрно-продуцирующих культах и ритуалах. Этим объясняется и частое упоминание воробья и воробьихи в свадебных песнях и причитаниях, и уподобление Ремизовым, вслед за народной традицией, грозы — свадьбе. Так, образ воробушки-невесты встречается в песнях из собрания В. П. Шейна, известных Ремизову (Шейн В. П. Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках и легендах и т. п. Спб., 1900).
Валили валом густые облака, не изникали, — им сметы нет. За облаками возили копы [102] , и туча шла за тучей, как за копой веселая копа, поскрипывали колеса.
Ветром повеяло б, грянул бы гром! Не веяли ветры, не крапнул дождик.
Ни звериного потопу, ни змеиного пошипу.
В тихих заводях [103] лебеди пели.
И разомкнулось тридевять золотых замков, раскуталось тридевять дубовых дверей — туча за тучу зашла — затрещало, загикало, свистело, гаркало.
102
Копы — копны. (АМР)
103
В заводях — заводь, затон — мелкий речной залив. (АМР)
Воробушки [104] — ночные полуночники, выпорхнув, кинулись по небу летать.
Ковал кузнец воробьиную свадебку, ковал крепко-накрепко, вечно-навечно, — не рассушить ее солнцем, не размочить дождем, не раскинет ветер, не расскажут люди.
Ковал кузнец Кузьма-Демьян [105] вековой венок.
И стала перед невестою-воробушкой чужая сторона, не изюмом, горем усаженная, не травой, слезами покрытая.
104
Воробушки — олицетворение молний. (АМР)
105
Кузнец Кузьма-Демьян — Брак представляется ковкою. (АМР)
Узлюлекнула [106] воробушка:
— Понеситесь вы, ветры, с высоких гор! Подуйте, ветры, на звонки колоколы! Вы ударьте, звонки колоколы, по сырой земле, расшатайте пески, раздвоите сыру землю на могиле матери. Вы сшибите, звонки колоколы, гробову доску! Сдуйте тонко-белое полотенце! Разомкните руки матери, раскройте глаза ее, поставьте ее на ноги. Не придет ли она, не прилетит ли к моему дню, к часу великому.
Летали воробушки, прятались-тулились рахманные под небесные ракиты, под мосты калиновые, нагуливались воробушки до любви [107] .
106
Узлюлекнула — воскликнула, возрыдала. (АМР)
107
До любви — досыта, до полного удовольствия. (АМР)
Раскунежились, пошли они пляс плясать вприсядку, квасили, жарили друг дружку по носам. Один воробей в трубу скаканул, другой воробей в колодец упал, третий воробей невесть что наделал.
И падали кто как попало, бесхвостые, бесклювые, с неба на землю, — навалили горы воробьевые [108] . И ничего-то не родила гора, родила Воробьева гора один бел-горюч камень.
Заныло сердце, как малое дитятко:
— Родимая моя матушка! Что же ты ко мне не подшатнешься? Призагуньте, призамолкните! Расступитесь, пропустите! Подшатнись-ка ты, посмотри на меня…
108
Горы воробьевые — характерный образ народных песен и причитаний. См., например, в собрании Соболевского:
Ах вы, горы, горы Воробьевские!Породили, горы, бел горюч камень…(Соболевский А. И. Великорусские народные песни. Спб., 1895. Т. 1. № 362, № 365).
Засвирило все небо [109] , красно, что жар.
Раскачён жемчуг — васильковая слеза катится на грудь, с груди на траву.
Перекати-поле [110] унесла слезу.
Не разжалила [111] невеста сердце матери: знать, отводила она волю, отнежила негу, открасовала свою девичью красу?
Сердце матери оборотливо, сердце матери обернется, — даст великое благословение.
И раскрылась могила, — стала мертвая.
109
Засвирило все небо — застонало. (АМР)
110
Перекати-поле — название растения; иначе — бабий ум, кучерявка. (АМР)
111
Не разжалила — не разжалобила. (АМР)
А там разбили сорок сороков, тридцать три бочки, — и хлынуло пиво-мед пьяное-распьяное.
Все поля и луга, леса, перелески, заборы и крыши до корня смочены.
Первые петухи пропели — полночь прошла. И вторые петухи пропели — перед зарей. И третьи петухи пропели — на самой заре.
А они, неугомонные, справляли великий запой, хмельные ворушили, с пьяных глаз вили воробушки не воробьиное — гнездо ремезовое [112] .
Догорела четверговая страстная свеча [113] , закурились избы, — волоком от трубы до трубы стлались книзу сизые дымы.
112
Гнездо ремезово — за искусство вить гнездо ремез зовется первой пташкой у Бога; гнездо кошелем. (АМР)
113
Догорела страстная свеча — четверговая, зажигается во время грозы, чтобы оградить дом от молнии. (АМР)
Четверговая страстная свеча — свеча, которая зажигается каждым из присутствующих в православном храме во время чтения двенадцати отрывков из Евангелий вечером Страстного четверга. Свеча сохраняется негасимой до порога дома и в народно-бытовой христианской традиции приобретает функции всевозможных оберегов.
Поросятки-викуны [114] рылись под грушей в сладких падалках [115] , а их была целая груда — непочатый край.
Борода [116]
С горки на горку, от ветлы до ветлы примчался ильинский олень, окунул рога в речке [117] , — стала вода холоднее.
Тын зарастает горькой полынью, не видать перелаза.
В садах наливается яблоко: охота ему поспеть к Спасову дню.
114
Поросятки-викуны — викать, визжать. (АМР)
115
В падалках — в упавших с дерева фруктах-скороспелках. (АМР)
116
Борода — «Завивание бороды» Велесу (Волосу), Спасу Илье, Николе или Козлу — древний жатвенный языческий обряд, совершавшийся в последний день жатвы, называемый дожинками, зажинками, обжинками. См.: А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу, т. II. М., 1866—1869. На Ильин день — 20 июля начинают зажинать рожь. Связь зажинок с Козлом — А. А. Потебня («Объяснения малорусских и сродных народных песен». Варшава, 1887) объясняет тем, что распространенному верованию почти всех европейских народов «душа нивы есть козло — или козообразное существо (как фавн, Сильван), преследуемое жнецами и скрывающееся в последний несжатый пук колосьев или в последний сноп». (АМР)
117
Ильинский олень окунул рога в речке — по народному поверью на Ильин день прибегает к реке олень и мочит свои рога и оттого вода холоднеет. (АМР)