— Хэлло, Марджи! Что ты сделала со своим ожерельем?

— Я сняла его, папа, боясь, что оно разорвется во время пантомимы. Оно здесь на столе. Нет, его тут нет! Мама, ты не брала ожерелья?

— Нет! Взяла бы, если б видела. Ты ужасно беспечна!

— Я думаю, папа, ты сам его взял. Ты меня просто дразнишь!

Сэр Септимус довольно энергично отверг обвинение. Все поднялись со своих мест и стали искать. В этой полупустой полированной комнате было немного мест, куда можно было бы спрятать ожерелье. После десяти минут бесплодных поисков Ричард Деннисон, сидевший около стола, куда, по словам Маргарет, был положен жемчуг, почувствовал себя довольно неловко.

— Крайне, знаете ли, неприятное положение, — заметил он Питеру Уимзи.

В это время Освальд Тругуд просунул голову в складные двери и спросил, задумали они какой-нибудь предмет или еще не успели, потому что ему уже надоело ждать.

Это привлекло всеобщее внимание к внутренней части гостиной. Маргарита, очевидно, ошиблась. Она сняла ожерелье там, и оно каким-то образом затерялось среди костюмов. Была перерыта вся комната, каждую вещь брали в руки и встряхивали. Полчаса отчаянных поисков показали, что жемчуга, очевидно, нигде не найти.

— Жемчужины должны быть где-то в этих двух комнатах, — сказал Уимзи. — В отгороженной части гостиной дверей нет, и никто не мог выйти из передней части комнаты незамеченным. Разве что окна...

Нет. Окна защищены снаружи, тяжелыми ставнями. Чтобы их снять и поставить на место, понадобится двое лакеев. Само предположение, что жемчужины исчезли из гостиной, было очень неприятным, потому что... потому что...

Уильям Норгейт, деятельный и рациональный как всегда, хладнокровно взглянул фактам в лицо.

— Я думаю, сэр Септимус, все вздохнут с облегчением, когда нас обыщут.

Сэр Септимус пришел в ужас, но гости, обретя лидера, поддержали Норгейта. Дверь была заперта, и обыск произведен — леди во внутренней части гостиной, мужчины — во внешней.

Обыск ничего не дал, кроме любопытнейших сведений о том, что носят при себе мужчины и женщины. Естественно, что у лорда Питера были в карманах пинцет, карманная линза и маленький складной метр, ведь он был Шерлоком Холмсом в высшем свете! Но то, что у Освальда Тругуда обнаружили две таблетки от печени, завернутые в кусок бумаги, а у Генри Шейла карманное издание од Горация — это было полнейшей неожиданностью! Почему Джон Шейл запихал в карманы своего нарядного костюма кусок сургуча, уродливый талисман и пятишиллинговую монету? У Джорджа Комфри в кармане оказались маленькие складные ножнички и три куска сахара в обертке, какие подают в ресторанах и в поездах — доказательство нередкой формы клептомании. А то, что у аккуратного и опрятного Норгейта в карманах обнаружили катушку белых ниток, три куска веревки и двенадцать безопасных булавок на картоне, показалось очень странным, пока не вспомнили, что он занимался всеми рождественскими украшениями в доме. Ричард Деннисон, смущаясь, извлек дамскую подвязку, пудреницу и полкартофелины. Картофель, по его словам, он носит в качестве профилактики против ревматизма, которому подвержен, а другие вещи принадлежат его жене. На женской половине наиболее поразительными были: маленькая книжечка по хиромантии, три шпильки-невидимки и фотография младенца (мисс Томкинс); китайский портсигар с секретным отделением (Верил Деннисон); сугубо личное письмо и приспособление для подъема спущенных петель на чулках (Лавиния Прескотт); щипчики для бровей и маленький пакетик белого порошка, — было сказано, что порошок от головной боли (Бетти Шейл). Все пережили волнующий момент, когда из сумочки Джойс Триветт была извлечена небольшая нитка жемчуга; однако, все тут же сообразили, что это содержимое одной из хлопушек и жемчуг, конечно, синтетический. Короче говоря, обыск был безрезультатным во всем, кроме общего смущения и неловкости, которые всегда возникают при быстром раздевании и одевании впопыхах и в неподходящее время.

Тогда кто-то, запинаясь, произнес неприятное слово: «полиция». Сэр Септимус пришел в ужас. Это отвратительно! Он не допустит! Жемчуг должен быть где-нибудь. Нужно снова обыскать комнаты. Не может ли лорд Питер Уимзи с его опытом в... гм!... разгадке таинственных случаев... чем-нибудь помочь?

— Что? — произнес его светлость. — О Господи, разумеется, конечно! Если, так сказать, кто-нибудь не подозревает... Я хочу сказать, что тоже нахожусь под подозрением!

В этот момент решительно и авторитетно в разговор вмешалась леди Шейл.

— Мы не думаем, что кого-либо нужно подозревать, — заявила она, — но если бы мы и подозревали, то, безусловно, не вас. Вы слишком много знаете о преступлениях, чтобы вам захотелось совершить преступление самому.

— Хорошо, — согласился Уимзи. — Но это непросто после того, как все уже принимали участие в поисках, — он пожал плечами.

— Да, боюсь, вы не в состоянии будете обнаружить следы башмаков, — сказала Маргарита, — но мы могли чего-нибудь не заметить.

Уимзи кивнул.

— Я попытаюсь. Вы не возражаете перейти во внутреннюю часть комнаты и побыть там? Все, кроме одного... Хорошо, если будет свидетель того, что я делаю или найду. Полагаю, лучше всего, если бы это были вы, сэр Септимус.

Уимзи проводил всех на их места и начал медленный осмотр гостиной, обследуя поверхность мебели, ползая на четвереньках по сверкающей черной пустоте пола. Сэр Септимус следовал за ним по пятам, пристально вглядывался, когда это делал Уимзи , наклонялся, опираясь руками о колени, когда Уимзи ползал на четвереньках, и громко пыхтел от удивления и огорчения. Со стороны было похоже, что человек вывел большого и очень любопытного щенка на очень неторопливую прогулку.

Они, наконец, дошли до внутренней, отгороженной части гостиной и снова не спеша осмотрели все сложенные на пол вещи. Безрезультатно. Уимзи улегся на на животе и заглянул под стальной шкаф, единственный из всей мебели имевший короткие ножки. Что-то привлекло внимание сэра Питера. Подкатав рукав, он засунул руку под шкаф, конвульсивно дрыгая ногами в стремлении проникнуть подальше. Затем вытащил из кармана складной метр и с его помощью выудил заинтересовавший его предмет.

Это была очень маленькая булавка, но не обычная, а похожая на те, которыми пользуются энтомологи, накалывая очень мелких бабочек. Она была три четверти дюйма длиной, тонкая, как игла, с острым концом и очень маленькой головкой.