На этом суде люди будут разделены на две категории, по их делам (Мф.13:38 и сл.; 25:33). Исполнителями приговора будут ангелы (Мф.13:39,41,49). Избранные войдут в чудное царство, уготованное им от создания мира (Мф.25:34; ср. Ин.14:2); там они, облеченные светом, возлягут за пиршество с Авраамом (Мф.8:11; 13:43; 26:29; Лк.13:28; 16:22; 22:30), патриархами и пророками. Но их будет малое число (Лк.13:23 и сл.). Прочие же пойдут в геенну. Геенной называлась долина, лежавшая к западу от Иерусалима. В различные эпохи здесь предавались культу огня, и место это обратилось в некоторого рода клоаку. Таким образом, по представлению Иисуса, геенна есть мрачная, нечистая долина, подземная бездна, пылающая огнем [517] . Неудостоенные Царства будут здесь гореть, их будут поедать черви, и одну участь с ними разделят Сатана и его мятежные ангелы [518] . Там будет плач и скрежет зубов (Мф.5:22; 8:12; 10:28; 13:40,42,50; 18:8; 24:51; 25:30; Мк.9:43 и т д.). Царство Божие будет, как замкнутый чертог, внутри сияющий, посреди этого мира мрака и мучении [519] .

Этот новый порядок вещей будет вечным. Раю и геенне не будет конца. Их отделяет друг от друга непроходимая бездна (Лк.16:28). Сын Человеческий, сидя одесную Бога, будет первенствовать в этом окончательном состоянии мира и человечества (Мк.3:29; Лк.22:69; Деян.7:55).

Из сочинений той эпохи с абсолютной очевидностью явствует, что все это понималось и учениками, а иногда и самим учителем, совершенно буквально. Если первое поколение христиан обладало каким-либо глубоким и непреложным верованием, то именно в кончину мира [520] и в то, что великое «явление» (Лк.17:30; 1 Кор.1:7-8; 2 Фес.1:7; 1 Петр.1:7,13; Отк.1:1) Христа должно произойти в самом непродолжительном времени. Энергичное провозглашение: «Время близко!» (Отк.1:3; 22:10; ср. Отк.1:1), которым Апокалипсис начинается и оканчивается, это беспрестанно повторяемое напоминание: «имеющий уши слышать, да слышит» (Мф.11:15; 13:9,43; Мк.4:6,23; 7:16; Лк.8:8; 14:35; Отк.2:7,11,27,29; 3:6,13,22; 13:9) были лозунгами надежд и единения в течение всего апостольского века. Одно из сирийских выражений «Маран афа», «Господь наш приближается!» (1 Кор.16:22), сделалось ходячим среди верующих; они повторяли его между собой, чтобы утвердиться в своей вере и в своих упованиях. Апокалипсис, написанный в 68 г. по Р.Х. [521] , назначает самый срок пришествия через три с половиной года (Отк.11:2,3; 12:6,14; ср. Дан.7:25; 12:7). В «Вознесении Исайи» [522] приводится расчет, очень близкий к этому.

Иисус никогда не пускался в такие определения. Когда его спрашивали о времени его пришествия, он всегда отказывался отвечать; однажды он заявил даже, что дату этого великого дня знает только Отец, который не открывал этой тайны ни ангелам, ни Сыну (Мф.24:36; Мк.13:32). Он говорил, что в тот момент, когда Царство Божие ожидается с беспокойным любопытством, оно именно и не придет [523] . Он постоянно повторял, что это будет такой же неожиданностью, как неожиданны были для Ноя и Лота катастрофы, поразившие их; что нужно быть всегда готовым к нему, что всякий должен бодрствовать и держать свою лампаду зажженной, как для свадебной процессии, которая назначается неожиданно (Мф.24:36 и сл.; Мк.13:32 и сл.; Лк.12:35; 17:20 и сл.); что Сын Человеческий придет, как тать в ночи, в час, когда его не ожидают (Лк.12:40; 2 Петр.3:10); что он появится, как молния, которая пробежит от одного края горизонта до другого (Лк.17:24). Но все его заявления о близости катастрофы не оставляют места для разных толкований [524] . «Нынешний род, – говорил он, – не пройдет, как все это сбудется. Некоторые из стоящих здесь не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царстве своем» (Мф.16:28; 23:36,39; 24:34; Мк.8:39; Лк.9:27; 21:32). Тех, кто ему не верит, он упрекает в том, что они не умеют различать предвозвестников будущего Царства: «Вечером вы говорите: будет ведро, потому что небо красно; и поутру: сегодня ненастье, потому что небо багрово. Лицемеры! различать лице неба вы умеете, а знамений времени не можете?» (Мф.16:2-4; Лк.12:54-56). Благодаря иллюзии, свойственной всем великим реформаторам, Иисус представлял себе конечную цель гораздо более близкой, нежели она была в действительности; он не принимал в расчет медлительности человеческих движений; он воображал, что в один день осуществится то, что спустя и восемнадцать веков еще не закончило своего осуществления.

Эти столь определенные заявления занимали умы христианской семьи в течение почти семидесяти лет. Предполагалось, что некоторые из учеников увидят день конечного пришествия раньше, нежели умрут. В особенности Иоанн причислялся к этим ученикам (Ин.21:22-23). Многие верили, что он никогда не умрет. Быть может, таково было позднейшее мнение, возникшее в конце первого века ввиду той глубокой старости, до которой Иоанн дожил, так как это давало повод думать, что Бог хочет оставить его в живых до великого дня, чтобы осуществить таким образом слово Иисуса. После того, как он умер, у многих вера поколебалась, а его ученики с тех пор давали предсказанию Христа уже более умеренное толкование [525] .

Признавая полностью апокалипсические верования в том виде, как они изложены в иудейских апокрифических книгах, Иисус в то же время признавал и догмат о воскресении из мертвых, который является пополнением или, вернее, одним из условий этих верований. Как мы уже говорили, это учение для Израиля было еще новинкой; масса людей его не знала или не верила в него (Мк.9:9; Лк.20:27 и сл.). Для фарисеев и горячих приверженцев мессианских верований этот догмат был твердо установленным [526] . Иисус принял его без оговорок, но понимал его всегда в самом идеалистическом смысле. Многие представляли себе дело так, что воскресшие в будущей жизни будут есть, пить, жениться. Иисус вполне допускает в своем Царстве новую пасху, стол и вино новое (Мф.26:29; Лк.22:30), но категорически исключает браки. Саддукеи по этому поводу приводили аргумент с виду грубый, но по существу в достаточной степени соответствовавший старой теологии. Следует припомнить, что по древним мудрецам человек продолжает жить после своей смерти в своих детях. Кодекс Моисея посвятил этой патриархальной теории особое оригинальное учреждение, левират. Отсюда саддукеи вывели весьма хитроумные заключения, говорившие против воскресения.

Иисус вышел из этого затруднения, объявив категорически, что в вечной жизни разницы между полами не будет и что человек уподобится ангелам [527] . Иногда он обещает воскресение только праведным [528] , а всю кару нечестивцев сводит к тому, что они умрут без остатка и перейдут в состояние небытия (ср. 4 Езд.9:22). Однако чаще Иисус думает, что и злые воскреснут для вечной муки (Мф.25:32 исл.).

Как видно, во всех этих теориях не было абсолютно ничего нового. Ни Евангелия, ни сочинения апостолов в отношении апокалипсических доктрин не заключают ничего такого, чего нет у Даниила [529] , Еноха [530] , в Сивилльских пророчествах [531] , в Успении Моисея [532] , – книгах еврейского происхождения. Иисус разделял эти идеи, общераспространенные среди его современников. Он принял их за основу своего дела или, лучше сказать, за одну из его основ, ибо он имел слишком глубокое понятие об истинном значении своего дела для того, чтобы строить его единственно на столь непрочных принципах, как пророчества, которые подвергаются опасности, что события блистательно опровергнут их.

Действительно, подобное учение, если его понимать в буквальном смысле, очевидно, не могло иметь будущего. Мир, продолжая существовать вопреки этому учению, был бы наглядным опровержением его. Следовательно, оно могло бы сохраниться самое большее в течение одного поколения. Вера в него первого поколения христиан была бы понятна, но уже для второго поколения она была бы необъяснима. После смерти Иоанна или последнего из современников Иисуса, кто бы он ни был, слова учителя оказались бы ложью [533] . Если бы учение Иисуса сводилось лишь к верованию в близкую кончину мира, несомненно, в настоящее время оно преспокойно было бы предано забвению. Что же спасло его учение? Большой простор евангельских взглядов, который допускал отыскивание под одним и тем же символом идей, свойственных весьма различному интеллектуальному состоянию. Кончина мира не последовала, хотя Иисус возвещал, ее, а ученики в нее верили. Но мир обновился и обновился именно в том смысле, о котором говорил Иисус. Мысль его была плодотворна именно потому, что она имела две стороны. Химера, заключавшаяся в ней, не подверглась общей участи стольких других химер, порожденных человеческим умом, потому что в ней гнездился зародыш жизни, который, проникнув благодаря своей сказочной оболочке в сознание человечества, принес в нем вечные плоды.

Не говорите, что такое толкование подсказано снисходительностью, измышлено с целью очистить память нашего великого учителя от жестокого обличения его мечтаний суровой действительностью. Нет и нет! Иисус понимал, желал и основал это истинное Царство Божие, царство духа, где каждый станет царем и пастырем; царство, которое, подобно горчичному зерну, превратится в могучее дерево, осеняющее весь мир и дающее в своих ветвях приют птицам и их гнездам. Наряду с ложной, холодной, невозможной идеей Страшного суда, он познал истинный град Божий, истинную «палингенезию», Нагорную проповедь, апофеоз слабого, любовь к народу, любовь к бедности, возвеличение всего, что унижено, правдиво и наивно. Он передал нам это возвеличение с искусством несравненного артиста такими чертами, которые не изгладятся вовеки. Каждый из нас обязан ему лучшей частью своего «я». Простим же ему его веру в несбыточный Апокалипсис, в торжественное пришествие на облаках. Быть может, и это было заблуждением не столько его личным, сколько его учеников, и если правда, что он разделял общую иллюзию, то что за беда, раз его мечта дала ему силу встретить смерть и поддержала его в борьбе, которая в противном случае была бы для него слишком неравной?