Шрифт:
На титул «Первой леди Флит-стрит» [4] Элли не претендовала, но считала, что четвертое или пятое место по праву принадлежало ей. На улице ее останавливали незнакомые люди и говорили: «Вы — Элли Шарп?» Они говорили: «Я хочу пожать вашу руку». Они говорили: «Я хочу дать вам пощечину». От всего этого она получала огромное удовольствие — особенно от того, что ей хотели дать пощечину. Она обожала быть противоречивой.
— Что? — спросила Джуин.
— Что?
4
Улица в Лондоне, где находятся редакции крупнейших газет и журналов Великобритании.
— Ты сказала: «Знаешь…» Я спросила: «Что?» — Джуин почесывала животик развалившемуся на спине Маффи, а тот в восторге закатывал глаза. Его большие уши вывернулись наизнанку — розовой шелковистой подкладкой наружу. — Чтоя знаю?
— Я просто подумала, что тебе надо организовать вечеринку. Пригласи одноклассников. Я найму какой-нибудь ансамбль. А что? Отлично повеселимся. — Элли тут же представила, как в их высоком белом доме в Хакни (непокорная Джуин считала, что «Хакни» больше похоже на название какой-то кожной болезни, а не района на севере Лондона) пульсирует громкая рок-музыка, гудит жизнь. Элли решила, что нужно будет позвать и нескольких своих друзей. Уж они-то покажут, как надо веселиться.
— Не-а.
Полученный ответ не устроил Элли:
— Почему?
— Не хочется.
— Но почему?
— Просто не хочется, вот и все.
— Ты и вправду странная какая-то. — Элли двумя руками собрала и откинула назад серебристо-белокурые волосы, под которыми скрывались серьги в форме крупных колец. — Ну, тогда позвони Люси, — не сдавалась Элли. Она беспокоилась за Джуин, переживала из-за нее и твердо решила, что расшевелит ее.
— Люси Горст?
— Ну да. Пригласи ее в гости. Скажем, на следующие выходные. Составит тебе компанию.
— Она еще совсем маленькая.
— По-моему, ей уже четырнадцать.
— А ведет она себя так, как будто ей четыре с половиной, — презрительно фыркнула Джуин.
— Это из-за того, что мать от всего ее ограждает. И еще оттого, что Джеральдин ужасная ханжа. Я пыталась вправить ей мозги, я ей так и сказала: «Из-за тебя несчастная курица останется слабоумной», но с ней разговаривать бесполезно.
— Не понимаю, почему тебя это волнует. Тебе-то какое дело?
— И эта их дурацкая школа. Соломенные шляпы и клюшки для лакросса. Нет, я спрашиваю тебя…
— Ракетки.
— А?
— В лакросс играют ракетками.
— Ну хорошо, хорошо, — зевая, согласилась Элли. — Ракетки, клюшки… какая разница?
— Это касается только Джона и Джеральдин. Это их выбор.
— Джон? Ты думаешь, кого-нибудь волнует, что думает Джон? Сомневаюсь. Да он неисправимый слюнтяй. В нем от мужика, наверное, уже ничего не осталось.
— Все равно, — упорствовала Джуин, хотя от слов матери ее передёрнуло, — если они хотят, чтобы она училась в частной…
— Если они хотят выкинуть свои деньги в трубу…
— Да это их личное дело.
— Денег у них, конечно, предостаточно, о чем нам непрестанно напоминают. Но частные школы сейчас страшно дорогие. Горсты платят втридорога. И зачем? Ладно, если бы она была хоть сколько-нибудь умна, бедняжка. Если бы она была предназначена для великих дел. Что касается Доминика — да, есть вероятность, что эти расходы могут быть оправданы. В Доминике есть что-то от Дэвида. У него есть будущее. — При этих словах глаза Элли алчно заблестели. — Но Люси выйдет замуж за первого же попавшегося тупицу, попомни мои слова. Она станет похожей на свою мать, уцепится за какого-нибудь там адвоката или брокера и безобразно растолстеет.
— А мне нравится Джон, — возразила Джуин, которая, по мнению Элли, была чрезмерно лояльна по отношению к родственникам. — И Джеральдин вовсе не безобразнотолстая.
— Я этого не говорила.
— Говорила. Ты сказала, что Люси безобразно растолстеет, как ее мать.
— На самом деле я сказала, что она выйдет замуж, как ее мать. И безобразно растолстеет.
— Что означает то же самое.
— Нет, не означает. И вообще, я говорила не об этом, а о том, ради чегоэто все.
— Ради чего это что?
— Мотив — вот что мне больше всего не нравится. Подспудные мысли. Что, они посылают своих детей в частные школы, чтобы те стали нейрохирургами, или учеными, или — как вариант — известными журналистами? Или они посылают их туда, чтобы потом в гольф-клубе похвастаться этим своим снобам-приятелям?
— А тебе не все равно?
— Нет, — с жаром ответила Элли, потому что ей действительно было не все равно.
Она часто и во всеуслышание заявляла, что раз государственное образование было достаточно хорошо для ее дочери, то значит, что оно достаточно хорошо и для любого другого ребенка («И все-таки, — как однажды насмешливо заметила Кейт в разговоре с Джеральдин, — это образование не настолько хорошо, чтобы Элли не приходилось регулярно наведываться в школу Джуин, надоедая учителям и указывая им на ошибки»). Это заявление Элли являло собой один из тех принципов, что она вынесла с баррикад своей бурной молодости. Но, как и другие ее принципы, он полностью находился во власти ее тщеславия. Да что там Джуин: раз государственное образование было достаточно хорошо для Элли Шарп, то оно достаточно хорошо для всех.