Вначале я расчистила сферу вокруг себя простыми линиями и незримыми плоскостями, затем неторопливо перешла к спиралям, добиваясь полной гармонии чувств. На языке моего банджара это называется достижением «Предельного Круга Подвижности». Возможно, несведущие темные воровки, наблюдавшие за пляской спиралей впервые, не заметили, когда я связала между собой все точки пространства. Начиная с этого момента, никто не сумел бы войти и выйти из бетонного двора, подвижные части дверей срослись со стенами, зато в узле слияния круга с хрустом образовалась трещина…

— Они ворота ломают, глядите!

— Ой, никак взрывают нас?

…Руки попеременно вздымаются вверх, ноги нежно переступают по расходящейся спирали, волны рук и ног противостоят друг другу, волна головы и плеч противостоит волне бедер, энергия перетекает свободно, раскручиваясь веером, удваивая мощь с каждым оборотом тела, вбирая в свое вращение потоки земных сил…

Их лица раскраснелись, поскольку я начала отдавать тепло. Я начала отдавать то, что забрала из Круга.

— Что это за танец, Марта? — Рыжая ведьмочка следила за мной, широко распахнув глаза. Похоже, она забыла обо всем. Я и сама в таких случаях, наблюдая за йогинами, учившими меня, выпадала из времени и долга перед миром…

Пока что я могла ей ответить, но как в две песчинки поведать такое?..

В замшелые времена, когда ученые Поднебесной писали не на бумаге, а острым стилом на плоских камнях, йогины из страны Вед принесли в монастыри Шао священное знание, подобное робкому трепещущему пламени. Это был Танец божества. Танец божества не мог помочь землепашцу, охотнику или рыбаку и долгие годы за пределами монастырей подвергался осмеянию. Освоивший танец Шивы добивался власти над сухожилиями и суставами, над током крови, над желаниями плоти и разума, но… искусные оставались одинокими.

Пока йогины не добавили к длине руки тяжелый клинок и шест. И тогда…

В те годы вести не разносились молнией, однако лучшие мастера боя признали себя детьми, они связали волосы в пучки, обрили бороды и отправились постигать танец Шивы. Тот самый танец, малую часть которого наставник Хасимото разделил со мной над Хрустальным ручьем. Оружие удлинило руку бойца, и дремлющая энергия нашла наконец себе выход. Разорванные спирали замкнулись, земля и небо соединились на разящем острие.

Немедленно возникла опасность того, что глупец, не обладающий добродетелями, применит страшные навыки против беззащитных и слабых. Тогда собрались мастера и постановили, что утяжелять бойцам руку можно лишь на третий год. А для допуска к оружию ученик обязан свободно и уверенно показать танец Шивы, вращая двумя чашами, заполненными горящим маслом. Ученик обязан использовать шестнадцать движений, не больше и не меньше, ладонь руки и плоскость чаши с огнем всегда располагая горизонтально, независимо от того, в какой точке спирали находится каждый сустав тела…

Я не нуждалась в чашах с горящим маслом, чтобы разогнать и собрать в один клубок две силы — восходящую и нисходящую. Я не уловила момент, когда э-лек-три-чес-кий кабель распрямился в стене подобно танцующей кобре и молнии, бившиеся в нем, вплелись в кокон моих вращений. Я не уловила момент, когда ноги впервые оторвались от пола, залитого кровью моих недавних соперниц. Зато меня окатила теплая волна, когда часть женщин присоединились к вере раджпура.

Не все, но во всех мы и не нуждались. Вероятно, набралась дюжина, а затем их количество удвоилось, они, сами того не замечая, подхватывали энергию танца и не позволяли ей расплескаться, они своим жгучим стремлением к чуду удерживали вокруг меня невидимый кокон, которым я усердно вскрывала ткань сущего. И самой первой, самой отважной среди них была… бабушка Юли Богушар.

— Держите меня четверо! Во, девка, что творит!

— Ни фига себе, свет потух!

— Какой, на фиг, свет? У нас телевизор взорвался!

…Единожды научив тело подчиняться разуму, танец можно повторять бессчетное число раз. Гораздо труднее повторять асаны в той строгой последовательности, которая необходима для перехода на следующий уровень. Когда-то мы с Рахмани спорили об этом; огнепоклонник утверждал, что долгим сидением в темноте старцы добиваются того же уровня просветления, не изнуряя себя выворачиванием суставов, а я говорила, что скорее дам себя убить, чем лишить зрения…

— Ава твам мам… ава вактарам… ава шротарам… ава датарам… ава дхатарам… аванучанамава шишйам… ава пашчаттат…

— Мать твою за ногу! Остановите ее, совсем рехнулась!

— Ее же током бьет!

— Да заткнитесь вы, дуры! — кажется, это рыкнула Маргарита Сергеевна.

Я посыпала себя шафраном. Я посыпала себя сухой глиной. Я слышала липкий страх множества несчастных созданий даже сквозь стены темницы. В этом мире каменные стены сочились страхом. Но камни не умеют сами бояться.

— Ом, поклон тебе, Повелитель ганов; воистину, ты — зримый Изначальный Принцип. Поистине, только ты — создающий. Поистине, только ты — поддерживающий. Поистине, только ты — уносящий. Именно ты есть Брахман, являющийся, несомненно, всем. Ты — зримое вечное Я…

Пока что трещину не видел никто, но она расширялась. Трещина расширялась внутри меня.

Зато Он услышал меня.

Я продолжала танец, дожидаясь обильного пота. Я продолжала посыпать себя шафраном и сухой глиной. Шафран был здесь совсем не такой, как требовалось, несвежий, впитавший чужеродные запахи, но лучшего, видимо, не отыскать…