Шрифт:
Она сидела, прислонившись к изголовью кровати, когда, постучавшись, вошел Питер.
— Ну, так что же ты решила? Как-никак это и меня касается. — Остановись в ногах ее кровати, он смотрел на нее.
— Да, конечно. Я совсем забыла, что это ты ждешь ребенка, а не я.
— Я хочу помочь тебе. Ведь ты сама меня просила?
— Спасибо, — ответила Конни каким-то безжизненным голосом. Пальцы теребили бахрому покрывала.
— Этого долго не скроешь. Скоро станет заметно, и тогда как ты всем объяснишь? Скажешь, что просто начала толстеть?
— О господи, заткнись ты и оставь меня в покое! Тоже мне помощник. Если бы ты попал в беду, разве я бы так с тобой разговаривала?
— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я радовался, сказал, что все о'кэй, а ты пай-девочка, да? Ты влипла, как последняя дура. Хоть это постарайся понять! — Питер уже кричал на нее.
— Зачем только я тебе сказала! — тоже кричала она и жалела, что под рукой нет чего-нибудь тяжелого, чтобы запустить в него.
— Ты погубила свою жизнь, ты понимаешь это?
— Убирайся вон! — Теперь она уже всерьез искала, чем бы его ударить.
Питер попятился к двери и чуть не сшиб с ног отца, вбежавшего в комнату.
— Что здесь происходит?
Питер бросил на сестру предостерегающий взгляд.
Конни, вся похолодев, тяжело опустилась на кровать и уставилась на свои сжатые кулаки.
Вслед за отцом в комнате появилась разгневанная мать. Она тяжело дышала, так как почти бегом поднялась по лестнице.
— Вы, кажется, забыли, что вы уже не дети? Из-за чего вы сцепились?
— Пустяки, мама. Просто мы поспорили. — Питер своей высокой фигурой почти полностью заслонил Конни от родителей.
— Могли бы не кричать на весь дом, — услышала Конни голос отца. — Что все-таки произошло?
— Мой брат считает, что я должна учиться в самом лучшем колледже! — крикнула Конни, высунувшись из-за спины брата.
— Когда ты наконец оставишь ее в покое, Питер? — недоуменно произнес отец.
Питер промолчал. И Конни поняла, что он не собирается поддержать ее в этом обмане. Иначе он немедленно что-нибудь бы сказал. И, вдруг почувствовав страх, Конни прошептала:
— Не говори им, прошу тебя, Питер.
— Конни ждет ребенка.
— Ты не имел права, — еле слышно произнесла Конни.
— Стыдись, Питер! Как ты можешь говорить такое о родной сестре? — гневно воскликнула мать. Она не слышала слов Конни.
Обойдя Питера, отец растерянно уставился на Конни. Ей стоило усилий выдержать его взгляд.
— Питер, ты меня слышишь? — требовал голос матери. — Извинись немедленно!
Питер отступил назад, совсем вплотную к Конни. Повернув голову, он сказал ей через плечо:
— Это надо было сделать. — И он попытался было улыбнуться, но улыбка не получилась. Питер посмотрел на родителей: — Конни совершила ошибку. Вот и все тут.
Конни молчала, уставившись на свои крепко сцепленные пальцы. Она чувствовала, что отец и мать смотрят на нее.
— Почему же ты… Я бы тебе помог… — Отец Конни был врачом.
— Она боялась, папа. Она хотела сказать тебе еще на рождество, но побоялась.
— Побоялась? Еще бы! — голос матери дрожал. — Это все равно что сказать ему, что ты стала уличной девкой, да еще попросить на то благословения!
— Не надо, мама. Лучше сказать правду, чем хитрить. Конни не уличная девка. Просто она совершила ошибку. А потом побоялась признаться в этом.
Отец посмотрел сначала на Конни, а потом на Питера.
— Почему она до сих пор ничего не сделала? Почему?
— Чарльз! — голос матери дрожал от возмущения.
— Сделанная опытным врачом, Эл, эта операция совсем неопасна, — попытался оправдаться отец.
— Она хотела, отец. Она была у врача сегодня, но он сказал, что уже поздно. Теперь это опасно. — Питер умолк, словно обдумывал что-то, а потом сказал: — Это стоило бы тысячу пятьсот долларов. Но это был настоящий врач, не какой-нибудь шарлатан.
Теперь Конни видела их всех — растерянного отца у ее кровати, разгневанную и потрясенную мать у дверей и Питера, тоже стоявшего у кровати, только по другую ее сторону. Вид у него был озабоченный, словно он решал какую-то задачу. Они все как будто забыли о ней. И Конни вдруг поняла, почему Питер решил сам все им сказать. Сделай это она, ей бы не избежать расспросов. А что могла она им ответить? Они не оставили бы ее в покое, пока все не выведали. А она просто не вынесла бы этого.
Питер принял удар на себя. Теперь, если они и начнут ее расспрашивать, то, порядком напуганные случившимся, не будут уже так суровы и беспощадны и, может, даже поймут ее.