– Это очень опасный разговор, Ирена, – сказал Добрачинский; несмотря на холод в комнате, на лбу у него выступила испарина.

– Я надеюсь, что мы можем доверять друг другу, – сказала Ирена. – Мы все тут заодно, и много чего натворили. Все мы уже и так понемножку подделываем документы. Но этого мало. Нам надо действовать изобретательней. Лучше координировать работу. Ставить перед собой более масштабные цели.

– Что вы предлагаете? – спросил Добрачинский.

– Организовать сеть. По крайней мере по одному работнику в каждом из районных отделений.

– Это вы говорите про «кто», а не про «что».

– Тиф, – Ирена обвела взглядом присутствующих. – Немцы панически боятся эпидемий. Я предлагаю сыграть на этих страхах. У меня есть знакомые в лечебных учреждениях, и они говорят, что сейчас участились случаи заболевания туберкулезом и дизентерией. Как бы ни ужасно это звучало, но тиф открывает перед нами широкие возможности.

Отчасти на использование этой ненавистной болезни в своих целях ее вдохновила память об отце. Ей казалось, что таким образом она восстановит некое равновесие, сделает не напрасной смерть самого близкого и дорогого ей человека.

– И к чему вы клоните? – настаивал Добрачинский.

– Давайте я приведу пример. Чего на текущий момент нам катастрофически не хватает?

– Жилья и продуктов, – сказал он, а все остальные согласно закивали.

– Правильно. Так вот… У нас есть лимиты жилья для поляков-арийцев. Теперь допустим, у нас есть еврейская семья… скажем, Сиповичи. Они участвовали в еврейской переписи, занесены в списки, и помощи им не полагается. Ну, а если их фамилия согласно переписи арийского населения будет Прелуцкие, а зарегистрированы они будут по адресу в арийском квартале? Я легко получу пособия, деньги и карточки для Прелуцких и передам их Сиповичам.

– А если гестапо станет искать пана Прелуцкого?

– В досье семьи Прелуцких будет подписанная Главным санитарным врачом справка из санэпидемслужбы, свидетельствующая о том, что жена Прелуцкого и ее брат, проживающий по тому же адресу, больны туберкулезом. Ни один немец к ним не сунется. Эту историю за сотню злотых подтвердит и владелец дома.

В комнате повисла тишина, и Ирена подумала, не перешагнула ли она границы допустимого. Сидящие за столом, казалось, погрузились в свои мысли. Яга закурила очередную сигарету. Ева промокнула салфеткой уголки рта.

– Склады забиты под завязку, – продолжила Ирена, – продукты и одежду там получить на удивление просто… даже с топорно подделанными документами.

Первой молчание нарушила Яга.

– Наш санитарный фургон… – сказала она. – В нем можно провозить продукты.

Добрачинский взял на себя роль резонера. Он находил слабые места в предлагаемых стратегиях, а когда женщины находили способы их устранить, снова бросался в атаку, пытаясь разрушить логику придуманной Иреной схемы. Мыслил он просто великолепно, и Ирена поняла, благодаря чему ему удалось так высоко подняться по служебной лестнице.

– Да, риск есть, – соглашалась Ирена, – но какие времена, такие и методы.

Давно уже начался комендантский час, а разговор все продолжался. Им придется провести у Ирены ночь. Добрачинский позвонил жене, чтобы объяснить, что не сможет прийти домой. Ирена слышала натянутость в его голосе и заметила, что Яга отвернулась и смотрит в окно.

Вернувшись к столу, Добрачинский продолжил критиковать план Ирены:

– В конечном счете самым большим препятствием для получения качественных поддельных бумаг являются деньги. Как проводить расходы на все эти операции?..

У Ирены наконец лопнуло терпение.

– При всем уважении, – сказала она, – мы можем обсуждать все это до посинения, но мне нужно знать от каждого из вас, будете ли вы мне помогать?

Ева заговорила первая, тихим и ровным голосом:

– Я тебя поддерживаю полностью… но я почти ничем не рискую, ведь нам, евреям, уже нечего терять.

– Я с тобой, Ирена, – сказала Яга и закурила очередную сигарету.

– Когда-то я была твоей начальницей, – сказала Ирена Шульц, – а теперь стала сообщницей. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Все посмотрели на Добрачинского… главного резонера в компании. Он сложил ладони, словно в молитве, и нахмурился. Очень медленно, сначала почти незаметно для присутствующих, он кивком дал знать о своем согласии, и Яга импульсивно обняла его.

Было уже далеко за полночь, но Ирена не могла заснуть, думая то об одном, то о другом, то о третьем. В душе ее, как краски на палитре, перемешались и радостное волнение, и сомнения, и страх. Теперь ей придется составить план действий, найти надежных людей и распределить обязанности. Единственным успокоением для нее было ровное дыхание сообщников, спящих под пледами вокруг натопленной печки.