— Когда хожу, лучше думается.

— Вы еще не совсем поправились, и спать вам куда полезнее, чем думать.

— Я устроен иначе. Когда меня что-либо беспокоит, я хожу и размышляю.

— Не знал об этой вашей технической особенности. Скажите, что вас беспокоит, и, возможно, я сумею помочь.

— Я до сих пор так ни разу и не видел хозяина дома. Знает ли Джероби Клокман о том, что я здесь?

— Да. Я ежедневно докладываю ему обо всем.

— О, а не давал ли он каких-либо особых поручений, касающихся меня?

— Лечить вашу рану, подавать вам еду и следить за тем, чтобы вам оказывали всевозможные почести.

— А не изъявлял ли он желания познакомиться со мной лично?

Доктор закивал.

— Да, но должен вам напомнить, что в последнее время ему нездоровилось. Однако теперь ему значительно лучше, так что уже завтра он пригласит вас с ним отобедать.

— Это правда, что мать Йолары бежала с музыкантом? — спросил Калифрики.

— Именно так я слышал. В те дни меня не существовало. Я был сделан, когда Йолара уже выросла.

— Спасибо, доктор,— сказал Калифрики,— и спокойной ночи.

Он заковылял по коридору, припадая на ногу, но, как только повернул за угол, хромота его сразу пропала. Прошагав дальше по коридору, он присел на скамью, закатал штанину и снял с себя затейливые скобы. Медленно привстал, затем перенес тяжесть тела на больную ногу. Потом ухмыльнулся.

В тот вечер чуть позже Йолара услышала, как кто-то тихонько скребется к ней в дверь.

— Кто там? — спросила она.

— Калифрики. Мне нужно поговорить с тобой.

— Минутку,— ответила она.

Она отворила дверь. Он заметил, что она до сих пор не сняла одежды, которую носила весь день.

— Как ты узнал, что это дверь моей комнаты? — спросила она его.

— Я вышел из своей и поискал,— ответил он.— Это единственная комната, в которой горел свет,— не считая моей и библиотеки, где я оставил доктора Шонга. А покои твоего отца, насколько я знаю, в северной башне.

Она одарила его второй улыбкой.

— Умно,— заметила она.— О чем же ты хотел поговорить?

— Сперва вопрос, если можно.

— Конечно.— Она отступила в сторону и отворила дверь шире.— Входи, пожалуйста.

— Благодарю.

Он сел на предложенный ею стул и затем сказал:

— Несколько дней назад, когда я пришел в себя, доктор Шонг рассказал мне, будто меня нашли тремя или тремя с половиной днями раньше в том самом месте, где со мной приключилось несчастье.

Она закивала.

— Ты была там, когда меня обнаружили?

— Нет,— призналась она.— Мне рассказали о тебе позже.

— Он употребил местоимение «мы», поэтому я предположил, что с ним была ты.

Она помотала головой:

— Скорее всего, кто-нибудь из механических кукол. Но это мог быть и мой отец. Хотя, думаю, нет, ведь он был болен.

— Йолара,— сказал он,— здесь что-то нечисто. Я чувствую, мы оба в большой опасности. Ты говорила, что хочешь уехать. Прекрасно. Собери вещи, и я увезу тебя отсюда прямо сейчас, сегодня же ночью.

Глаза ее расширились.

— Это так неожиданно! Мне нужно предупредить отца!

— Я...

— Нет,— оборвал он.— Именно его я и боюсь. По-моему, он не в себе, Йолара, и очень опасен.

— Он никогда не причинит мне зла,— сказала она.

— Я в этом совсем не уверен. Если верить портрету, ты сильно похожа на мать. В своем безумстве он может в один прекрасный день спутать вас — отождествить тебя с воспоминанием о ней. И тогда ты наверняка окажешься в опасности.

Глаза ее стали щелочками.

— Ты должен объяснить мне, почему ты так думаешь.

— Я уверен, что он нашел твою мать, после того как она изменила ему с цыганом, и убил ее.

— Как ты можешь так говорить?

— Я побывал в зале, где он держит свой бесовский квартет. Я открывал их могилы — и пятую, вокруг которой они становятся играть. В той пятой — скелет. На шее его цепочка с изумрудным корабликом, та же, что и на портрете.

— Нет! Я не верю этому!

— Прости.

— Я должна убедиться сама.

— По-моему, лучше не надо.

— Выдвинуть такое обвинение и просить меня принять его на веру — это уж слишком,— заявила она.— Пойдем! Это не так страшно, как ты думаешь, ведь моя мать для меня чужая. Мне бы хотелось взглянуть на эту могилу.