— У меня препона есть — государь.

— Да он-то здесь каким боком? Скажи — паломником с супружницей. После игры твоей персидской, думаю, не откажет.

— Всё равно увидеться с ним надо, разрешения попросить.

— Так он тебе перстень со своей руки подарил, тебя стрельцы в Кремль пропустят — окромя личных покоев.

— Неудобно как-то.

— Неудобно порты через голову снимать. Иди и даже не сомневайся.

Никита откладывать не стал, приоделся понаряднее — и в Кремль. Прошёл через Спасские ворота, но у входа во дворец его остановили стрельцы.

— Не положено!

Никита сунул старшему стрельцу под нос перстень царский, загодя надетый на палец.

— Царский перстень, — признал подарок стрелец. — Василий, проводи человека.

Никита был во дворце впервые, и потому всё время крутил головой по сторонам, разглядывая обстановку. Как-то всё запутанно было: переходы, лестницы, повороты; двери в помещения вели низкие, и нужно было пригибаться. Такие в крепостях да в монастырях делали. Стена толстая, проход в одного человека; через дверь пройти можно было, только изрядно согнувшись. А ведь для дела сделано! У такой двери один воин оборону от множества врагов держать сможет, тюкай только боевым топориком или саблей по подставленной шее. И винтовые лестницы в башнях с такой же целью закручивались только по часовой стрелке — чтобы обороняющемуся удобно было правой рукой работать.

Стрелец Василий довёл Никиту до двери.

— Погодь здесь.

Сам постучал, вошёл и тут же появился с молодым боярином.

— Знакомое лицо! Никак — Никита-лекарь! Доброго здоровья!

— И тебе не хворать.

— Василий, ты ступай. А что, Никита, разве государь тебя к себе призывал? Здоров он вроде.

Никита поднял руку с царским подарком. Боярин увидел, кивнул:

— Знакомый перстенёк. Так с чем пожаловал?

— Просьба к нему.

— Да ну?

Боярин задумался. Перстенёк царский — как пропуск-«вездеход». Только ведь и просьба личная. Как бы от государя не влетело.

— Испрошу, — боярин исчез за дверью.

А Никита разглядывал мозаику на окнах да изразцы на голландской печи.

Дверь приоткрылась.

— Иди, примет.

За дверью оказался коридор. Перед дубовой створкой боярин остановился.

— Шапку отдай, как войдёшь — поклонись.

— Да знаю я! — не скрыл досады Никита.

— Это я так, для порядка.

Никита отдал суконную шапку боярину и вошёл.

В комнате царя пахло благовониями, тихо потрескивала лампадка перед иконами.

Никита перекрестился на образа, потом повернулся вправо.

За деревянным столом сидел Алексей Михайлович в расшитом домашнем халате и с любопытством смотрел на гостя.

Никита отвесил глубокий поклон:

— Здрав буди, государь.

— Рад видеть, Никита-лекарь. Давненько мы с тобой встречались. Дай Бог памяти — года полтора?

— У тебя хорошая память, государь.

— Зато ты с персидской игрой долго тянул, — укорил царь.

— Беда у меня была, государь. Жена и тёща от моровой язвы померли, дом сожгли — на пепелище вернулся. Сам в монастырь ушёл в Астрахань — не до игр было.

— Ведаю уже. Разыскивал тебя — нужда великая была.

— И я ведаю о твоей беде, государь. Прости, вернуться не успел, на два дня опоздал только.

— Видно, так Богу угодно было. Зато князя Елагина игре выучил, он меня пока обыгрывает.

— Навык с практикой приходит. Игра эта только с виду простая. Там думать надо, просчитывать на несколько ходов вперёд. Кто кого передумает — как в шахматах.

— Садись, Никита, — предложил царь.

Никита уселся на небольшую скамеечку. Тепловато в комнате. Своды низкие, оконца маленькие, стены тёмные, вишнёвого цвета. А государь какие-то бумаги читал до него, вон — на столе лежат.

— Ты бы, государь, несколько свечей рядом поставил. Темно в комнате, глаза испортишь.

— Верно, устают к вечеру глаза, иной раз такое чувство — как будто песку в них насыпали. Так что у тебя за просьба?

— На богомолье хочу. Прошу тебя — отпусти, думаю, за два месяца обернусь.

— Это куда же?

— На Соловки.

Царь нахмурился:

— Ты не старого ли обряда приверженец? Да нет вроде, тремя перстами крестился.

— В Куртяево урочище хочу завернуть — на воды целебные.

— Слыхал я про диковинку такую в моих землях, но не был там никогда. Вот что, Никита-лекарь, отпускаю тебя на всё лето — но только с одним условием: целебные воды сам осмотришь и испробуешь. А по возвращении у меня будь с докладом. Знать желаю — правда ли вода та помогает, либо врут все. Чешский король в письмах водами целебными похваляется, а я, получается, вроде как хуже.

— Государь, земли твои обширны и изобильны всем — зверем, птицей, золотом и железом. И воды целебные в них есть, только разведать их надо!