За всеми заботами он как-то перестал думать о Женьке, но потом снова накатило и грудь сжало в тиски. Хотелось громко кричать или же встретиться с грабителями с темной подворотне… Нужно было куда-то выплеснуть всю агрессию, но претендентов на это не находилось, и Андрей чувствовал себя как тигр в клетке.

Часов до четырех в округе было тихо. Хотя это было и не удивительно, здесь всегда было тихо, только в летний период район немного оживал за счет мореманов и курортников. А вот сейчас в части морпехов было какое-то оживление – солдаты носились как тетки по магазинам в день распродажи, офицеры отдавали приказы, чередуя их с угрозами показать всем маму Кузьмы и зимовку ракообразных, а потом и вовсе затарахтели двигатели и несколько «шишиг» в сопровождении двух уазиков двинули вниз по дороге – к части 13140.

Андрей, наблюдавший всю эту суету с балкона, щелчком пальцев отшвырнул окурок, который пролетел по дуге и шмякнулся прямо в цветник, облюбованный бабкой с первого этажа. Бабка была противная, под стать своему не менее противному и въедливому сыну, который, собственно, ту квартиру и получил. Поэтому, представив, как при встрече старушенция будет читать нотации и охать–ахать по своим клумбам, Андрей скривился как от зубной боли.

Вряд ли бы «земноводные» просто так решили совершить променад на ночь глядя. Скорее всего, пришла какая-то директива сверху и вояки брошены на усиление к ментам. А если так, то в городе началась веселуха, как и предупреждал покойный Женька Мичурин. А это значит что? Правильно – ни–че–го. Ничего хорошего, в смысле.

Доронин задумчиво обвел взглядом окрестность – от воинской части и частных пансионатов за ней до запасного аэродрома и военного дельфинария. Тишь да глядь, да Божья благодать. Или это затишья перед бурей?

Зазвонил мобильный. Андрей оставил его на кухонном столе заряжаться, потому как от прошедшего марафона со звонками батарея успела разрядиться. Но зато совесть мужчины была спокойна – он предупредил всех, кого только смог.

Что самое интересное – чем крупнее населенный пункт, тем быстрее эта зараза распространялась. По данным из Интернета в крупных городах планеты на данный момент творится такое, что кишки в ужасе сжимались… А вот в деревеньке на Полтавщине народ в основном ни слухом, ни духом.

Трубка настойчиво звенела, пока мужчина не нажал нужную кнопку.

— Ну, наконец-то! Я-то думал, что тебя зомбаки уже сожрали! – обрадовано заорал Костик.

— А ты за кого больше переживал? За меня или за них?

— За них, естественно. Ты ж такая падлюка, что от тебя кроме несварения ничего хорошего ждать не придется.

— Ну, я рад, что мой друг так высоко меня ценит. Сам-то как?

— Как-как? Как в кожвендиспансере. Ощущения похожие. – Огрызнулся товарищ. – У нас тут ахтунг творится! Сплошной круговорот сексуальной энергии в природе. Генералы имеют полковников, полковники майоров, те лейтех. Ну а лейтехи уже отыгрываются на остальных. В общем, как в курятнике – чем ниже жердочка, тем больше говна на голове.

— Да–а–а. Сочувствую. Это ж Ал Алыч там зверствует…

— Не поверишь! В кои-то веки адекватно себя ведет. Мож, рассудком повредился?

— Было бы чем! Ты мне вот что скажи – вояк еще в усиление ментам не придали?

— А ты откуда знаешь? – удивился Костик.

— От верблюда. – Огрызнулся Андрей, включая газовую конфорку, на которой стоял чайник. Чаю захотелось – аж зубы свело. – Так что там?

— Хреново все. – Мгновенно посерьезнел приятель. Он всегда был хохмачом, но если дело доходило до чего-то серьезного, то куда только девалась вся бравада и пиздаханьки. – По некоторым данным от ментов если половина уцелела – и то хорошо. Они ж этих зомбей как дебоширов пытались скручивать и в участки доставлять, ну а те и умудрялись пацанов поцапать. Короче говоря… – Костик перешел на полушепот. – Я тут один разговор подслушал.

— Ну не томи, говори…

— По ходу дела, правительство-то наше во главе с «Пчеловодом» тю–тю…

— Чего «тю–тю»?

Чайник пронзительно засвистел, рискуя пересечь звуковой барьер.

— Того самого.

— Слушай, ты можешь пояснее выражаться? Они что, в теплые страны сбежали?

— Почти. На вечный курорт с хвостатой прислугой. Туда, где климат пожарче, но компания повеселее.

— Ох них… себе! – Андрей как раз наливал кипяток в чашку. От этой новости рука дернулась, и несколько капель горячей воды попало на руку, державшую чашку. – А кто это так порезвился? Свои или чужие?

— Об этом история умалчивает.

— А кто теперь вместо них? Кто за главного? – не унимался Андрей, монотонно размешивая сахар в чае.

— А нихто!

— Такого не может быть. – Не поверил Доронин, отпивая первый глоток, стараясь не обжечь губы. – Всегда есть кто-то главный.

— Ну, у меня есть. АлАлыч. У него эксклюзивное право иметь мой мозг, когда ему вздумается или запросит организм. Он для меня главный. Над ним еще есть начальство, но это уже ректальная боль самого АлАлыча.

— Дела–а–а. А шо ж теперь будет?

— Вот не знаю, что будет. Но знаю, чего не будет. Спокойствия точно не будет. А! Понял, что будет. А будет один сплошной геморрой. Как бы до локальной войнушки не дошло. Как только наша татарва поймет, что Ненька осталась без головы, а в армии неразбериха, то начнется веселуха. Тут же угнетенный народ вспомнит, кто его угнетал, как сильно и как долго. Память-то у угнетенного народа о–го–го какая.

— А почему в армии будет неразбериха?

— Блин! – вскипел на том конце несуществующего провода собеседник. – Андрюха, ты там на гражданке совсем отупел в своем «Сапсане»? Ты мозгой-то пораскинь. Если такое творится по всему миру, то призывники разбегутся как тараканы при включенном свете – только жопки и будут сверкать. Дезертирство будет такое, что мама не горюй. Одно радует – что город у нас военизированный. Склады с оружием есть…