— Что вы делали с этим испачканным кровью платком? — Он наподдал ногой лежавший на полу платок.

— Я… я подошла посмотреть на Карен и испачкала руки в крови на полу. И я вытерла их.

— Отлично, милочка, — медленно проговорил он. — Думаю, что вы слишком наивны, чтобы так искусно врать.

Колени Евы подкосились, она опустилась на пол и, прислонившись к столу, плакала, как дурочка.

Загорелый человек стоял над ней, широко расставив ноги, и смотрел на нее. Потом ноги его исчезли. Она не видела, куда он ушел, но чувствовала, что он продолжает обыск.

Ричард… Если бы только Ричард был здесь. В его объятиях она бы чувствовала себя, в полной безопасности. Он защитил бы ее от этого загорелого человека с ужасными глазами. О, если бы Ева скорее стала навсегда его женой и обрела его могучую защиту: Несмотря на огромное желание перестать плакать, она не могла овладеть собой и продолжала всхлипывать. Ричард… А отец? Но она тут же постаралась прогнать от себя мысль об этом огромном усталом человеке, находящемся сейчас в океане.

Сзади нее послышался звон разбитого стекла. Что-то пролетело над ее головой и упало на пол рядом.

Этот брошенный предмет чуть не попал в лицо незнакомцу, который собирался подняться на ступеньку эркера. Он инстинктивно закрыл лицо руками, чтобы защитить глаза от осколков стекла из разбитого центрального окна эркера. Потом они с Евой бросились к другим окнам эркера, чтобы посмотреть, кто это бросается камнями. Как и когда Ева вскочила на ноги, она не помнила. Она только помнила звук разбитого стекла и потом увидела, что она вместе с загорелым мужчиной находится в эркере. Кровь на полу, маленькая неподвижная фигурка…

Но в саду никого не было. Человек, разбивший стекло, уже убежал.

Ева начала дико хохотать. Она прислонилась к груди загорелого человека и содрогалась в конвульсиях смеха. Потом сбежала со ступенек эркера, облокотилась на стол и продолжала смеяться до тех пор, пока слезы ручьем не полились из ее глаз.

— Бросают камни… — истерически выкрикивала она, — бросают камни… в Карен… в Карен…

Он с силой хлопнул ее ладонью по щеке. Она вскрикнула от боли и отшатнулась от него.

— Я же сказал вам, молчать, — нахмурившись, проворчал он. Эти слова были произнесены тоном, скорее похожим на извинение.

И как будто устыдившись, он быстро отвернулся от нее. Ева подумала, что ему стало стыдно не за то, что он шлепнул ее, а за то, что извинился. Она внимательно наблюдала за ним.

Незнакомец рассматривал разбитое окно. Толстые вертикальные прутья железной решетки с внешней стороны окна отстояли друг от друга на расстояние примерно пятнадцати сантиметров. Потом он подошел посмотреть на камень, по пути взглянув на часы.

Камень лежал посередине комнаты. Самая обыкновенная галька. Одна сторона ее была испачкана глиной, теперь раскрошившейся на полу. Слегка влажная, будто ее только что выковырнули из земли, галька была овальной формы, длиной около 12–13 сантиметров. Он наподдал ее ногой, и она перевернулась. С другой стороны камень был чистым. И это все.

— Странно, — произнес он через некоторое время. И Ева поняла, что он уже пришёл к определенному заключению по поводу этого камня.

— Какой-нибудь парнишка… Мисс Макклур.

— Да? — отозвалась Ева.

— Вы уверены, что слышали голос Карен Лейт, когда япошка приносила ей почтовую бумагу?

— Уверена.

— А что это была за бумага? Та, которая сейчас лежит на столе?

Ева посмотрела. Это была та самая бумага с бледным рисунком из розово-желтых хризантем. Но бумага была скомкана… Рядом с ней лежал чистый конверт.

— По-моему, это та самая, — сказала Ева.

Он подошел к столу, достал из кармана носовой платок и, закрыв им пальцы, расправил листок. На нем было что-то написано. Ева прочитала слова, но ее сознание отказывалось работать нормально, и она не смогла постичь смысл написанного. Она запомнила только слово «Морель». Это фамилия адвоката Карен. Очевидно, это было начало письма к Морелю, письма, которое так и не было закончено, оно прерывалось на половине фразы.

— Это ее почерк?

— Да.

Он снова скомкал бумагу и бросил на стол точно на то же место, где она лежала раньше. Потом обошел вокруг стола и осмотрел все ящики.

— Никакой другой почтовой бумаги нет, — пробормотал он и задумался, прикусив верхнюю губу. — Послушайте, сестренка, — сказал он, — япошка дала Лейт бумагу и ушла. А когда бумага была еще у япошки, на ней было что-нибудь написано?

— Нет.

— Значит, это не она. Мисс Лейт писала после того, как ушла япошка. Это доказывает, что, когда япошка уходила, Карен еще была жива. Отлично. — Он посмотрел на часы.