Взяв с десяток листовок, Леша не выдержал и наконец грубо толкнул промоутера в грудь.

– Дай пройти, придурок!

Бросив все листовки на тротуар, промоутер сам толкнул Лешу, стукнул себя кулаком в грудь и, подняв руки, принял боксерскую стойку.

– Отстань от нас! – крикнула кошаку испуганная Аня и, вцепившись Леше в руку, попытавшись оттащить его назад, затараторила: – Пойдем-пойдем, не связывайся с ним. Он ненормальный.

В ответ на слова девушки чересчур агрессивный Чеширский кот опустил руки, стыдливо свесил голову и смиренно отступил в сторону. С видом, полным раскаяния, он даже проводил перепуганную парочку взглядом, пока те не сели в машину и не тронулись с места. А после расстегнул молнию комбинезона, запустил за пазуху руку и достал ключи от машины...

Ведя машину в жидком трафике, Леша раздраженно стучал кулаком по рулю.

– Как это вообще понимать? – кипел от злости парень. – Как это быдло посмело меня толкнуть?

Бросив копаться в сумочке, Аня покосилась на него и усталым голосом попросила:

– Ой, да успокойся уже.

– И зачем ты меня остановила? – накинулся на нее Леша. – Я бы вломил ему!

– Успокойся. Уже поздно строить из себя крутого.

Леша мрачно ухмыльнулся.

– Ну уж нет. Я должен вернуться и разобраться с ним! И не смей меня останавливать!

Аня иронично покосилась на парня.

– Ну, вперед. Только сначала докинь меня до метро.

Леша бросил взгляд в зеркало заднего вида: светя включенными на ближний свет фарами в заднее стекло Ауди, вплотную к ее багажнику ехала темная «девятка», из-за руля которой торчала огромная улыбающаяся башка Чеширского кота. Зажмурившись, Леша потряс головой, открыл глаза и снова уставился в зеркало: на этот раз «девятки» не было.

Показалось, выдохнул от облегчения Леша, глянул в боковое зеркало, скосил глаза чуть дальше, и из его горла вырвался сдавленный хрип. Перестроившись, «девятка» ехала рядом, а за ее рулем сидел и смотрел прямо на него давешний промоутер. Убрав одну руку с руля, Чеширский кот провел себя оттопыренным большим пальцем по горлу.

– Мамочки, – пискнул Леша и до упора вдавил педаль газа в пол.

От резкого ускорения Аню вжало в сиденье.

– Придурок, ты что творишь? Осторожней!

Резко вывернув руль, Леша на огромной скорости объехал автобус и истерично закричал:

– Он преследует меня! Он хочет меня убить!

– Кто?

– Кот!!! Он хочет отрезать мне голову!

– Какой еще кот? – завертела головой Аня. – Кто нас преследует?

– Да вот же он! – Леша глянул в зеркало заднего вида, но никто и не думал гнаться за несущейся по улице Ауди. Сбросив скорость, парень пробормотал: – Странно, я точно видел его...

Заурчав на пару секунд, двигатель «девятки» опять стих, дав понять, что Глебову не суждено помешать свиданию Ани и Леши. Но молодой человек не сдавался. Он снова и снова поворачивал ключ, надеясь, что машина оживет и что тогда ему удастся догнать и забрать у этого прилизанного мажора девушку, которая явно достойна парня получше какого-то маменькиного сыночка. Но который каким-то образом увез ее... Наверное, к себе домой.

Но двигатель все не заводился, а от всплывающих в голове картин становилось дурно. Глебов представлял себе, как Audi-TT останавливается во дворе какой-нибудь модной и дорогой новостройки, как Леша нагло и победоносно смеется, как Аня улыбается ему и как они начинают целоваться. После чего, лапая девушку, Леша заводит ее в свою парадную.

Сорвав голову костюма, Глебов со всей дури три раза стукнул кулаком в потолок машины, с каждым ударом повторяя:

– Черт! Черт! Черт!

Бредя вдоль дороги, тянущейся мимо пустыря в спальном районе, усеянного высоченными хрущевками, Глебов в одной руке нес голову костюма, а во второй держал полупустую алюминиевую банку из-под пива. Уже давно стемнело, приближалась полночь, но Глебов никуда не торопился. Он просто брел вдоль улиц вот уже четвертый час, пил пиво, а в его наушниках играла трагическая инструментальная музыка.

Глебов думал. Об Ане, о себе, о своей прошлой жизни, о своем будущем. И в последние пару часов в голове то и дело проскакивали сказанные Прохором слова: «Чтобы добиться чего-то значительного, нужно быть готовым пожертвовать чем-то еще более значительным».

И размышляя о своей никчемной жизни и своей наивной мечте, Глебов готовился пожертвовать тем единственным, что действительно принадлежало лишь ему – своей свободой.