Асбьёрн Краг снова ухмыльнулся, показывая белый зубы.

– Если не закрывать окно шторой, – сказал он, – комната становится как бы открытой. Кто-нибудь может стоять снаружи в темноте и заглядывать внутрь.

Детектив ослабил хватку лацкана моего пиджака. Я отступил на шаг.

– Благодарю вас за необычный способ нагнетания на меня страха, – сказал я. – Вы думаете, что я дикарь? Я не боюсь темноты.

– Извините, – чуть поклонился он со смирением в голосе. – Я не хотел вас пугать. Когда я задумываюсь над чем-то, мне кажется, что вообще мы бессознательно ставим бессмысленные вопросы. В конце концов вы могли бы мне оказать услугу.

– Сейчас? Вечером? – спросил недовольно я, глядя на колоду карт, намеренно давая понять ему, что у меня другие планы.

– Я, в сущности, по поводу написания рапорта, – объяснил он. – Я дошел до описания трупа…

Я содрогнулся. В темной комнате, в которой мы были только один на один, будто повеяло каким-то кошмаром.

– Трупа? – еле выговорил я. – Вы пишете о трупах?

– Конечно. Прежде всего надо дать их описание. Не помните, как они выглядели?.. Подумайте…

– Каштановые волосы, – начал я механически Асбьёрн Краг легко хлопнул меня по плечу.

– Дорогой друг, почему вы не спросили, какой труп я имею в виду? – сказал он. – Очевидно, вы правы, я пишу о мертвом лесничем. Но все равно надо уточнять… Не хотите послушать и сказать, что неточно сделано в описании? Так вот… Его каштановые волосы были разделены с левой стороны головы на четкий пробор, уши оттопыривались, были слегка великоваты, лоб – высокий и очень чистый в сравнении с нижней частью лица, огрубевшей от ветра и солнца, Разящая бледность лба являлась следствием того, что он всегда ходил в шляпе, надвинутой глубоко на глаза. Борода была мягкой, как шелк, рыжая, с немного вьющимися волосами. Борода не закрывала губ. Губы красиво очерчены, красные, полнокровные. Глаза – светло-голубые. Одновременно зрачки были очень маленькими, а глазные яблоки большие, белая нить вокруг радужной оболочки создавала как бы полоску, придающую глазам пронизывающее выражение. Растительность на лице заходила глубоко до шеи. Шея толстая и короткая. Когда его нашли, отметили, что твердый воротник погнут в нескольких местах, а зеленый Галстук съехал в сторону левого уха. Вот и все… Так выглядел покойник?

– Да, – ответил я. – Кажется, ваше описание вполне соответствует действительному его виду…

– Благодарю, именно это мне и хотелось знать. Асбьёрн Краг говорил и одновременно как-то странно смотрел прямо перед собой. Во взгляде было что-то колючее, неприятное. Я открыл дверь, теперь свет падал прямо на детектива. Он был бледным и усмехался. Кивал мне головой и усмехался. Ох, эта вечная его ухмылка!

Я быстро прошел в гостиную. Мои друзья ждали меня. Я положил карты на стол.

– Прошу вас, друзья, найти четвертого для партии. Я не играю.

Я потерял интерес к картам. Я сидел и прислушивался к шагам детектива, которые терялись где-то в комнатах… Звучали его слова… «оттопыривались, были слегка великоваты, лоб – высокий и очень чистый… красные губы, которых не закрывала борода… Куда я ни обращал глаза, повсюду видел черты умершего… погнут воротник… зеленый галстук съехал в сторону левого уха… Пытаясь отвлечься от этого навязчивого видения, я то и дело невежливо вмешивался в игру остальных, указывал им на ошибки там, где их совсем не было, громко поддакивал, без повода нахваливал. Это встречали с большим недовольством, бросали на меня неприязненные взгляды. Наконец я направился к себе.

Проходя под окном номера Асбьёрна Крага, я обратил внимание, что у него горит свет, занавеска затянута, но не увидел никакой тени. Видимо, детектив сидел за своим письменным столом и спокойно составлял рапорт о «виде Покойника».

Вечер был пасмурным и туманным, ветер совершенно стих. Но дождь и ветер со вчерашнего вечера принесли с собой холод. Есть что-то необычное в цветении лета. Земля, куда ни глянешь, сгибается от плодов, все созревает, готовится падать с веток, стебли не могут удержать тяжести, воздух заполнен ароматами даров природы. Но в такой момент, наперекор всему, могут прийти холодный день и холодная ночь, и тогда мерзнет картофельная ботва. Это дыхание осени, будто октябрь ледяными пальцами трогает струну. Но продолжается это недолго, всего пару часов, а потом снова возвращается тепло, чтобы завладеть всем.

Вечер был именно таким. В воздухе чувствовалась осень, холод легко касался моих ладоней. Мрак стремился надолго овладеть небом, затянутым тучами, но это ему не совсем удавалось. Золотые поля по сторонам, красные дома и серая пыль дороги, хоть и слабо, передавали свои цвета.

Грусть этого вечера подействовала и на мое настроение. Мной овладела удивительная ностальгия, необъятная тоска по тому, что находилось далеко-далеко, в городе с узкими улицами и множеством людей. Я подумал: «Эта мрачная атмосфера поймала меня своими когтями, надо ехать…»

Я возвращался к моему одинокому домику. Выйдя на участок дороги, проходящий над морем, я посмотрел на часы. Было уже за полночь. Я остановился неподалеку от пристани. Отсюда был виден мой домик на мысу. В темноте он напоминал белый надгробный камень. И вдруг мне не захотелось идти прямо домой, захотелось отдалить этот момент. Нет, я не боялся ничего, но мной овладело какое-то странное предчувствие, что меня там ожидают хлопоты, связанные с зажиганием лампы. Прошелся по пристани. На пристани не было никого, поблизости также не видно было живой души, люди разошлись по своим домам. Да и сами дома создавали впечатление вымерших и опустевших. Так обычно бывает ночью, когда нет света в окнах и люди не суетятся во дворе.