— А он делает нехорошие дела, клянусь святыми Дарами! — воскликнул Джон.

Тут вмешался Уильям Маршал.

— Мадам! Мне приходилось часто видеть графиню Анжуйскую, — заметил этот честный джентльмен. — Позвольте мне сказать вашей милости, что это — особа весьма возвышенного духа.

Он и не то ещё сказал бы королеве, если б только она допустила. Но она закричала на него:

— Графиня Анжуйская?! Кто это осмеливается возводить её в такой высокий сан?

— Мадам, это — мой господин, король. Королева вскипела негодованием.

— Она благородного происхождения, — вступился архиепископ. — Она из рода де Сен-Полей, и, сколько я понимаю, у неё ясный ум.

— Мало того! — воскликнул Маршал. — У неё чистое сердце.

— Если бы в ней не было ничего чистого, у меня нашлось бы кое-что, чтобы достаточно побелить её! — промолвила королева-мать.

Лоншан, который ничего не говорил, только язвительно улыбнулся.

И вот, в один прекрасный день, королева села на свою барку, переехала через реку и стала лицом к лицу с женщиной, которая лежала поперек дороги между Англией и Наваррой.

Сидевшая со своими дамами за рукоделием, Жанна была не так напугана, как они. Словно нимфы девственной охотницы Дианы, прижались они к ней; и это показало королеве-матери, как высока и статна была юная графиня. Ока слегка покраснела и стала дышать немного чаще, но, во время своего почтительного поклона, успела овладеть собой: она остановилась перед королевой с тем странным выражением удивления и недовольства в лице, за которое мужчины дали ей прозвище Хмурой Красотки. Так поняла и королева-мать.

— Со мной не извольте надувать губки, сударыня! — промолвила она. — Вышлите вон ваших женщин. Я до вас имею дело.

— Мы, значит, будем действовать наедине, мадам? — спросила Жанна. — Пусть мои дамы, в таком случае, пойдут и постараются устроить ваших поудобнее в таком неудобном помещении. Мне очень жаль, что у меня нет лучшего.

Королева-мать кивнула своим приближенным, чтоб они вышли из комнаты. Она и Жанна остались одни.

— Что это такое происходит, сударыня, между вами и моим сыном? — спросила королева. — Шуточки и поцелуи надо уж оставить у подножия трона— Чтоб этого больше не было! Неужели вы смеете, неужели ваши взоры столь дерзновенны, что вы поднимаете их на королевский венец?

У Жанны была пропасть природного ума, который вспыхнул бы полымем от такого рода разговора; но у неё было также довольно насмешливости.

— Увы, мадам! — возразила она с намеком на подергивание плечами. — Если уж я ношу шапочку графов анжуйских, значит, зкаю мерку своей головы.

Королева-мать схватила её за руку.

— Вы, голубушка моя, сами прекрасно знаете, — сказала она, — что вы — вовсе не графиня по праву моего сына, а лишь то, чем может быть женщина вашей породы. Вы должны знать, что я иду напролом в тех случаях, когда дело касается государства. Мне уже случалось пускать кровь таким телкам, как вы, до того, что они становились белей телятины и холодней трупа. И повторю то же, если представится нужда.

Жанна не дрогнула; она не отрывала глаз от побелевшей руки.

— О, мадам! — воскликнула она. — Мне-то вы никогда не пустите кровь, я в этом вполне уверена. Увы! Как было бы хорошо, если б вы могли это сделать, не нанося обиды.

— Вот ещё! Кого это пришлось бы мне обидеть? — спросила королева. — Уж не вашу ли милость?

— Нет, кой-кого повыше, — отозвалась Жанна.

— Вы думаете, это было бы обидой королю?

— Конечно, мадам, он был бы оскорблен; но и вы также, — ответила Жанна.

Королева-мать ещё сильнее сжала её руку.

— Меня оскорбить нелегко, — промолвила она и улыбнулась довольно холодно.

И Жанна улыбнулась, но терпеливо, даже не пытаясь высвободить свою руку.

— Кровь моя была бы для вас оскорблением. Вы не посмеете её пролить!

— Жизнь и смерть! — воскликнула королева. — Есть ли хоть кто-нибудь на свете, кто мог бы остановить меня теперь, кроме короля?

— Мадам! Есть слово, сказанное против вас: есть дух пророчества, — возразила Жанна.

Ее мучительница вдруг увидела, что у неё зеленые глаза и твердый взгляд. Это её остановило.

— Кто сказал? Кто пророчествует? Жанна рассказала.

— Прокаженный в безлюдной пустыне. Он мне сказал: ^Опасайся графской шапочки и графского ложа, ибо, как верно то, что ты побываешь в той и в другом, так же верно будешь ты женой мертвеца и его убийцы".

Королева-мать, женщина весьма религиозная, приняла эти слова осторожно. Она выпустила руку Жанны, посмотрела пристально на неё и вокруг неё, взглянула вверх, вниз и проговорила: