Подборка составлена из трех новелл известного итальянского писателя Антонио Табукки (1943–2012) — «Синема», «Any where out of the world» и «Острова». Публикуемые рассказы взяты из сборника «Маленькие несущественные недоразумения» («Piccoli equivoci senza importanza», Milano, Giangiacomo Feltrinelli Editore, 1985).
Синема
1
Станция была почти пуста. Маленькая станция в селении на побережье моря; рядом с деревянными скамейками — пальмы и агавы. У ближнего ее конца за кованой решеткой начиналась дорога к жилым домам, у дальнего же — каменная лестница, спускавшаяся к пляжу.
Из стеклянной будки с пультом управления появился начальник станции — толстенький усатый человек — и под навесом прошел к путям. Закурив, с сомнением оглядел затянутое облаками небо. Выставил ладонь из-под навеса — узнать, не начался ли дождь, повернулся кругом и с озабоченным видом сунул руки в карманы. Двое рабочих, дожидавшиеся поезда на скамье под вывеской с названием местечка, коротко ему махнули: он в ответ кивнул. На другой скамье сидела пожилая женщина в черном с перевязанным бечевкой чемоданчиком. Начальник глянул вправо-влево на пути, зазвенел звонок, что означало: поезд приближается, и он вернулся в будку.
Тут из-за кованой решетки появилась девушка. На ней было платье в горошек, туфли с ремешком вокруг лодыжки и голубая вязаная кофта. Девушка шла быстро — похоже, чтобы согреться, светлые густые волосы колыхались под платком. В руках она держала матерчатый чемоданчик и плетеную сумочку из соломки. Один рабочий, провожая ее взглядом, локтем подтолкнул своего рассеянного приятеля. Равнодушно глядя в землю, девушка прошла в зал ожидания и затворила за собою дверь. Зал был пуст. В углу стояла большая чугунная плита, и девушка направилась к ней в надежде, что плита горячая. Пощупала ее разочарованно и положила сверху вещи. Села на скамейку, вздрогнув, закрыла лицо руками. Так просидела она долго, видно, плакала. Девушка красивая — мягкие черты лица, тоненькие щиколотки. Потом она сняла платок, встряхнула головой, приводя в порядок волосы. Окинула ищущим взглядом стены. Там были развешаны полные угроз инструкции оккупационных сил местным жителям и фотографии объявленных вне закона. Девушка в растерянности огляделась, потом переставила сумку на пол у ног, точно для пущей сохранности. Поежилась, подняла воротник. Она все время что-то теребила, видно было, как она волнуется.
Дверь распахнулась, и вошел мужчина. Высокий, худой, в светлом плаще, стянутом поясом, и надвинутой на лоб фетровой шляпе. Девушка вскочила и вскрикнула, едва не захлебнувшись:
— Эдди!
Мужчина приложил к губам палец и двинулся ей навстречу. Улыбаясь, обнял ее. Девушка прижалась головой к его груди.
— О, Эдди! — прошептала она, наконец отрываясь. — Эдди!
Мужчина заставил ее сесть, сам подошел к дверям и украдкой выглянул наружу. Потом уселся рядом с ней и вынул из кармана несколько сложенных листков.
— Вручишь английскому майору, — сказал он, — сейчас я расскажу, как это будет.
Девушка взяла листки и сунула за вырез платья. Вид был у нее испуганный, глаза полны слез.
— А ты? — спросила она.
Он досадливо махнул рукой. Послышался стук колес, и за дверными стеклами замелькали товарные вагоны. Мужчина нахлобучил шляпу и прикрылся развернутой газетой.
— Пойди взгляни.
Девушка подошла к двери и бросила наружу быстрый, внимательный взгляд.
— Товарный, сели два рабочих — те, что ждали на скамейке.
— А немцы есть там?
— Нет.
Начальник станции дал свисток, и поезд отошел. Девушка вновь подошла к мужчине и взяла его за руки.
— А ты? — повторила она.
Мужчина свернул газету и сунул ее в карман.
— Сейчас не время думать обо мне, — ответил он. — Перескажи-ка мне подробно расписание ваших гастролей.
— Завтра будем в Ницце, выступаем там три дня. В субботу и воскресенье — в Марселе, потом по дню в Монпелье и Нарбонне, — в общем, все побережье.
— Он будет в Марселе в воскресенье, — сказал мужчина. — После спектакля к тебе в уборную потянутся почитатели. Принимай их по одному. Многие придут с цветами, в том числе наверняка немецкие шпионы, но будут там и наши люди. В любом случае записку читай при том, кто принесет ее, потому что я не представляю, как выглядит тот человек, которому ты должна передать сведения.
Девушка внимательно слушала. Мужчина умолк, потом закурил.
— Среди записок должна быть и такая: «Fleurs pour une fleur». [1] Тому, кто принесет этот букет, отдашь документы, это и будет майор.
Под навесом снова зазвенел звонок, и девушка взглянула на часы.
— Поезд будет здесь с минуты на минуту, и… Эдди, я прошу тебя…
Мужчина не дал ей закончить.
— Расскажи-ка лучше о спектакле, в воскресенье попытаюсь его себе вообразить.
1
Цветы — цветку (франц.). (Здесь и далее прим. перев.)
— Участвуют все наши девушки, — безучастно произнесла она, — каждая изображает какую-нибудь актрису — современную или прежних времен, вот и все.
— А называется как? — с улыбкой спросил он.
— «Синема-синема».
— Неплохо.
— Это просто ужас, — убежденно ответила она, — хореография Саверио — представь себе, и я танцую в платье, на которое все время наступаю, а изображаю я Франческу Бертини.
— Осторожнее, — заметил он шутливо, — выдающиеся трагические актрисы падать не должны.
Девушка опять закрыла лицо руками и заплакала. Сейчас, в слезах, она была особенно хороша.
— Поедем вместе, Эдди, ну, прошу тебя, поедем, — прошептала она,
Мужчина нежно вытер ей слезы, но голос его посуровел — похоже, он боролся с сильным искушением.
— Эльза, перестань, — сказал он, — ты ведь все понимаешь.
Потом шутливым тоном добавил:
— По-твоему, в каком я должен был бы ехать виде — в балетной пачке и светлом парике?
Звонок под навесом умолк. Вдали стал слышен стук колес. Мужчина поднялся, сунул руки в карманы.