Шрифт:
— А что сделали с Нелли?
— На следующий день после драки, я слышала, как она испускает раздирающие стоны, по-видимому, из-за того, что ее разлучили с хозяином. По словам твоего дяди, она теперь находится в псарне вместе с другими собаками: «на своем настоящем месте», — добавил Лерн. Ей удалось вырваться оттуда только как-то недавно ночью. Может быть, ты слышал это. Бедная Нелли, как она скоро разыскала Мак-Белля… Часто случается, что она воет по целым ночам. Не весело ей теперь живется…
— Скажи же мне, — спросил я, — каково твое мнение, какие выводы ты делаешь из всего этого? Что тут так тщательно скрывают? Где правда? Допускаешь ли ты возможность сумасшествия, как последствие падения и ушиба?
— А почем я знаю? Все может быть. Но я догадываюсь, что в лаборатории проделываются такие отвратительные вещи, при виде которых можно сойти с ума. Донифана туда никогда не пускали. Может быть, он увидел там что-нибудь до того омерзительное…
Я вспомнил о шимпанзе и об ужасном впечатлении, произведенном на меня его смертью. Эмма могла быть права. История с обезьянкой подтверждала ее гипотезу. Но может быть, вместо того, чтобы искать разгадку каждой тайны в отдельности, правильнее было бы перенестись за четыре года тому назад, вернуться к тому критическому времени, когда скопилось столько странных происшествий? Не вернее ли было исследовать то загадочное время, когда сразу захлопнулось столько дверей, чтобы найти один общий ключ для всех вместе?
Из-под стеганого одеяла высунулась маленькая, белая, розовая ножка и блеснула, как драгоценность на шелке футляра.
— Черт возьми, милая барышня, неужели вы пользуетесь для ходьбы этой маленькой очаровательной штучкой с полированными и накрашенными, как японские кораллы, ногтями? Эта живая и боящаяся щекотки игрушка, пугающаяся кончика усов?.. Какая неосторожность!..
Маленькая ножка вернулась в свое большое саше. Но как ни мила, как ни быстра, как ни очаровательна была эта ножка, она по закону противоречия напомнила мне о другой: о той ноге, которая торчала на лужайке — я был убежден теперь, что там был кто-то зарыт, на этом проклятом кладбище — на этой светлой лужайке.
И вдруг мне показалось, что я нахожусь в потемках, где со всех сторон меня подстерегает опасность или западня.
— Эмма! А что, если мы убежим?
Она отрицательно помотала своей взлохмаченной головкой.
— Мне это уже предлагал и Донифан… Нет! Лерн обещал меня озолотить. Кроме того, в день твоего приезда, он поклялся мне, что убьет меня, если я его обману, или сбегу. Давно уже я знаю, что он может сдержать свое первое обещание, а с некоторого времени я чувствую, что он способен сдержать и второе…
— Действительно, Эмма, когда он нас представлял друг другу, я прочел в твоих глазах безумный страх смерти.
— … А кроме того, — продолжала она, — мы можем скрыть нашу любовь, но не можем утаить бегство. Нет, нет! Останемся здесь и будем смотреть в оба. Будем осторожны, но не будем терять времени даром!
А так как времени было немного, то мы им и воспользовались.
Был пятый час, когда я покидал мою ненасытную любовницу, чтобы направиться обратно в Грей-л’Аббей. Эмма не могла проститься со мной: мурлыкая и потягиваясь, как кошечка, она лениво и медленно возвращалась к действительной жизни из страны любовных грез.
БЕЗРАССУДСТВО
Я помчался в Грей во всю прыть. Праздник был в полном разгаре. Развеселившаяся толпа преследовала меня насмешками и ругательствами.
На вокзальных часах было пять часов. Я воспользовался свободным временем, чтобы приготовиться к дядиному осмотру. Мне хотелось, чтобы он легче попал в те сети, которые он сам мне расставил, требуя от меня изготовления составной части, бывшей у меня в запасе в целом виде. Нарядившись в синюю блузу механика, замазав лицо и руки, вытащив из ящика инструменты и перерыв в них все, я вынул слегка новый карбюратор, ударив его в нескольких местах молотком и перепачкав его салом.
Несколько царапин пилкой, проведенных где попало, окончательно придали ему грубый и неотесанный вид вещи, только что вышедшей из кузницы.
Поезд пришел.
Когда Лерн прикоснулся к моему плечу, я был занят притворными усилиями привинтить ввинченный и находившийся на месте болт.
— Николай!
Я обернулся, и дядя мог увидеть перед собой лицо угольщика, которому я придал наиболее угрюмое выражение, какое только мог.
— Я сейчас кончу, — пробормотал я. — Нечего сказать, замечательно остроумную штуку вы придумали!.. Заставлять меня работать впустую!
— Ну что же, можно на нем ехать?
— Да! Я только что пробовал! Вы видите, что мотор теплый!
— Хочешь поставить на место те части, что я увез?
— Сохраните их на память об этом, хорошо проведенном дне, дядюшка… Ну, садитесь на место! С меня довольно торчать здесь…
Фредерик Лерн выглядел расстроенным.
— Ну, не злись, Николай!
— Я и не злюсь, дядюшка!
— У меня есть свои уважительные причины; ведь ты сам понимаешь? Позже… я тебе объясню…
— Как вам будет угодно. Но если бы вы меня лучше знали, то меньше скрывали бы от меня… Впрочем, ваше сегодняшнее поведение вполне отвечает заключенному нами условию. Я был бы неправ, если бы стал жаловаться.