— Говоришь, повезло? Гы-гы-гы… А тебе что — на сердце от этого скребет? Гм… Ревнуешь, а?.. Чего молчишь?.. Ну и характер же у тебя!.. — И неожиданно он спросил: — Пойдешь за меня замуж, если разженюсь?

— Твой тесть так тебя разженит, что места себе не найдешь!

— Плевать я на него хочу! Опротивело все: и он и его дочка. Подсунули мне колоду и хотят, чтоб я любил ее. К дьяволу! Вот переведусь служить в другой район и разженюсь… Ну, что ты скажешь на это, а? — он помолчал, ожидая ответа, потом, спохватившись, продолжал: — Приезжает ли к тебе тот бандит с цыганскими глазами?

Надя поняла, о ком спрашивает Федос, но не подала виду. Удивленно подняв брови, она спросила:

— Кто это?

— Что ты прикидываешься? Злобич!

— Вот еще что придумал! Очень я ему нужна. Может, так, как и ты, прибился к какой-нибудь…

— Говоришь, не приезжает? И никто из них?

— Чего ты пристаешь? Чего мое сердце терзаешь?! — воскликнула Надя, понимая, что только решительным ответом она сможет убедить Федоса, рассеять его подозрительность. — Так же приезжает, как и ты.

— Ну, не злись, не злись, — вдруг смягчившись, сказал Федос.

— Как не злиться? Убежали из деревень в Калиновку, а теперь пристаете, обвиняете. А в чем, в чем такие вот, как я, как твоя тетка, виноваты?

— Ну, хватит. Скоро мы опять будем в деревнях, все вернем. Комендант сказал, что для партизан готовится горячая баня. А то стали такими нахальными! Подумать только, сегодня на рассвете из минометов и пулеметов по Заречью и Калиновке били.

— Не из боя ли ты?

— А как же! Около часу бились. Отогнали все-таки!

На пропускном пункте стояли двое полицейских. Один из них, как столб, неподвижно торчал у контрольной будки, второй, с заложенными за спину руками, важно похаживал посредине дороги. Заметив Надю, идущую рядом с конем Бошкина, они приняли ее за арестованную.

— Конвоируешь, Федос? — спросил тот, что похаживал по дороге.

— Гы-гы-гы… Конвоирую… — как тебе сказать? — ее сердце… Гы-гы… Проверяйте… Если что, могу проконвоировать и в другом смысле…

— Вот как! — воскликнул полицейский у будки и сразу же очутился возле Нади. — А-а, так это же из Нивы…

Не ожидая приказа полицейского, Надя стала показывать ему, что несет в своей плетеной лозовой корзине. Большой горшок, доверху наполненный маслом, десятка два яиц, завязанных в белый ситцевый платок, и для себя, на время дороги, кусок сала и краюха хлеба. Что и говорить, продукция довольно мирного характера. Полицейский ощупал карманы пальто, взглянул на ноги.

— А за пазухой что? Листовок нет?

— Ищите, — и Надя начала расстегивать пуговицы пальто.

— Не надо, — безразлично пробормотал полицейский и, взглянув на Бошкина, который боком сидел в седле и ждал, сострил: — За пазухой обыск сделаешь ты, Федос, ладно?.. Го-го-го…

— Нахал! — не выдержала Надя и решительно двинулась вперед.

Следом за ней под гоготанье постовых тронулся Федос. Он несколько минут ехал молча, усмехаясь про себя. Увидев, что командир конной группы машет рукой — приказывает подтянуться, сказал:

— Кличут меня. Ну и собака! Отпустил, а теперь зовет.

— Дисциплину любит. Что ж тут плохого?

— Какая там дисциплина! Выскочка он! С форсом любит мимо комендатуры проехать… Как же быть? Я хочу еще поговорить с тобой. Где ты будешь?

— Где? — Надя едва заметно вздохнула и, подумав, не торопясь ответила: — На базаре.

— Я тебя найду там.

Он пришпорил коня и поскакал. Словно гора свалилась с Надиных плеч. Она облегченно вздохнула и, переждав, пока Бошкин скроется за поворотом, повернула в переулок. На минутку остановилась у двора бывшей конторы «Заготскот», расположенной на углу переулка и Зареченской улицы. Теперь здесь помещалась немецкая торговая контора «Восток». Возле нее было многолюдно. С корзинами и мешками, с гусями и курами в руках в длинной очереди толпились люди. В стороне, под высоким и плотным дощатым забором, стояло несколько крестьянских телег. За большими стеклами окон были видны два пожилых немца. Покрикивая время от времени на покупателей, они бойко торговали.

— Ну как же это можно один стакан? — слышала Надя женский голос из конторы. — Это же такой гусь! Насыпь еще один!

— Никс, нике… Соль маль… Самолетом… гу-гу… сюда… — объяснял немец.

— Ну, тогда отдай гуся назад. На базар понесу продавать. Слышишь? Отдай! — настойчиво говорила женщина.

— Пашоль… свинья! — вдруг крикнул продавец и, схватив женщину за плечи, вытолкнул из конторы.

— Хапуги!.. — послышался голос.

В толпе зашумели. Какой-то старик, обращаясь к обиженной женщине, громко сказал: