— Дальше пошло гладко, — тепло улыбнулась девушка. — Райком комсомола помог… Мы написали обращение к комсомольцам района. Во всех деревнях надо таких детей взять под опеку.

— Вы на своем бюро уже обсудили это? — спросил Камлюк у Корчика.

— Только что. Вот пришли к вам согласовать текст обращения, — Корчик вынул из планшета лист бумаги, исписанный аккуратным почерком, и протянул его Камлюку. — Хотим через газету обратиться к молодежи.

Камлюк не спеша прочел вслух обращение и, посмотрев на Струшню, сказал:

— Неплохо, правда?

— Хорошо!

— Что ж, друзья, действуйте, — перевел Камлюк свой взгляд на комсомольцев. — Поддерживаем вашу инициативу. Печатайте обращение и — за работу. Дадим указание всем колхозам и отрядам, чтоб они помогли вам.

Наступило молчание. Поглядывая на комсомольцев, Камлюк думал о детях-сиротах. Вдруг, появившись в дверях, его окликнул Сенька Гудкевич:

— Кузьма Михайлович! Прибыл вестовой из областного центра.

— Пусть заходит.

Корчик поднялся со стула, за ним и все комсомольцы. Они попрощались и, расступившись у порога перед вестовым, прервавшим их беседу, торопливо вышли из кабинета.

— Через станции Могилев, Бобруйск и Гомель сегодня утром прошло несколько эшелонов гитлеровских войск с танками, броневиками и орудиями, — сообщил вестовой, стоя перед Камлюком и Струшней. — Разведка захватила «языка». Выяснилось, что гитлеровцы бросают пять дивизий на Калиновку и соседние с ней районы.

— Интересно, дорогой приятель! — сказал Струшня и полез в карман за портсигаром.

Камлюк молчал, отвернувшись к окну. Губы его плотно сжались, насупленные брови собрали на лбу сетку морщинок. Вдруг его внимание привлек нарастающий гул. Черная точка в небе над Заречьем как-то невольно попала в поле его зрения и очень быстро стала увеличиваться. В окно посмотрели и Струшня с вестовым. Все поняли, что это за самолет, но не трогались с места. Только позже, когда вдали на Зареченской улице раздались один за другим два взрыва, все побежали в огород, к узким и продолговатым земляным щелям.

Камлюк успел заметить, как потревоженные гулом рванулись из гнезда молодые аисты. Они летели в сторону Родников и не видели, как их дом вместе с вершиной старой березы рухнул на землю.

Возле нивского ветряка было людно. Второй день стояла ненастная погода, за все лето выдался первый такой продолжительный и порывистый ветер и как раз в дни, когда у людей появилось зерно нового урожая. А тут еще черной кошкой прополз по деревням слух: «Фашисты собираются наступать на Калиновку, задумали блокаду, так что побольше намелите муки, люди, подготовьтесь, чтоб на случай беды в запасе был сухарь или лепешка».

В мельнице вокруг жерновов толпилось много сельчан. Немало было их и во дворе. Прячась от косого дождя, они стояли в затишье под ветряком и прислушивались к далекому грохоту, доносившемуся с востока. Люди говорили об этом грохоте, о хозяйственных делах, о погоде… Направление беседы изменилось, когда вдруг далеко на полевой дороге показалась группа всадников.

— Партизаны!.. — сказала женщина, подпоясанная полотенцем с вышитыми концами. — Такая погода… Каково-то им под дождем…

— А что, по-твоему, пусть сидят сложа руки? — откликнулся Макар Яроцкий. — Им, кума Настя, не до сидения теперь. Чуешь, как гремит?

— Да оно давно уже гремит, — вмешалась в разговор Хадора Юрковец. — Говорят, немцы горы рвут, чугунку новую прокладывают.

— Вот голова еловая! — сердито возразил Макар. — Нашла что сказать. Оккупанты начнут строить? Жди! Они только разрушать умеют… И откуда ты такое взяла, сидя на печи? Это же особенный грохот. Послушай, голова, сообрази да не мели языком… Фронт!

Хадора пробормотала что-то себе под нос и быстро ушла на мельницу.

— Да что тут говорить, — поддержал Макара мельник, борода которого, как и вся одежда, была густо покрыта мучной пылью. — Когда землю рвут — бухает… А это рокочет, будто картошку по желобу сыплют. А что ночью в той стороне творится! Все небо огнем полыхает!

— Видел и я, — вступил в беседу другой старик, ковыряя палкой землю у своих ног. — Сегодня всю ночь просидел у окна. Сидел и думал: не у Гроховки ли фронт? Уж больно сильно бьют.

— Это в соседнем районе. Люди рассказывали, что фашистов там собралась тьма. На наш район собираются идти, — сказала Настя.

— Все может быть. Подъедут партизаны — надо спросить, — рассудил старик с палкой и, вздохнув, добавил: — Не дай бог снова видеть тут проклятых злодеев.

Послушать беседу и посмотреть на всадников собрались многие. Южный ветер быстро гонял крылья ветряка. Из мельницы доносился равномерный перестук и скрежетанье жерновов. Когда всадники подъехали ближе, мельник воскликнул:

— Да это же наш Злобич!

— Правильно… Зять твой, Макар, едет. Готовь пол-литра!

— Да не гуди ты над ухом! — огрызнулся Яроцкий. — Лучше скажи, кто это еще с ним.

— Видимо, связные. Точно! Вон вижу Сандро. Между прочим, забавный хлопец. Заезжал как-то ко мне, когда Гарнак еще был комбригом.

— Где-то он теперь?

— Гарнак?.. Пошел в гору. Говорят, в Москве важным начальником стал… Правда, Макар? Тебе Борис, наверное, рассказывал.

Яроцкому хотелось это подтвердить, ему не терпелось о многом сказать, что люди не знали, но, подумав, что, кроме вреда, болтливость ничего не приносит, он сдержал себя и неопределенно ответил: