В первой половине дня на Сусе. <…> Вдали касба <…> Кондор оттуда сверху зорко следит за Сусом. Его разграничения: социальные — относительно Суса и болотистой местности с ее партизанами, анархистами, террористами и лесными ходоками. Технические — относительно катакомб и их титанизма; теологические — относительно леса по ту сторону пустыни и близящейся теофании. С новыми богами — новые заблуждения и задачи. Мир несовершенен; возможно, это даже лучше, если поддерживаешь его в сомнительной неопределенности. Все притязания стали недостоверными, они уже утратили императивность — во всяком случае, для интеллектуального одиночки. Именно когда исчезает общая свобода, возрастает его собственная. Положение должно быть осмыслено по-новому: ведь ты привел за собой богов, государство и общество.

И после рубежа веков тоже будет продолжаться удаление человека из истории. Великие символы «корона и меч» все больше утрачивают значение; скипетр видоизменяется. Исторические границы сотрутся; война останется незаконной, разворачивание власти и угроз приобретет планетарный и универсальный характер. Ближайшее столетие принадлежит титанам; боги и впредь будут терять авторитет. Поскольку потом они все равно вернутся, как возвращались всегда, XXI столетие — в культовом отношении — можно рассматривать как промежуточное звено, «интерим» [508] . «Бог удалился». А что ислам, как кажется, представляет в этом смысле исключение, не должно нас обманывать: дело не в том, что он выше нашего времени, а в том, что — с титанической точки зрения — ему соответствует.

У меня нет никаких по-настоящему радующих или хотя бы позитивных прогнозов на будущее. Чтобы выразить все в одном образе, я бы хотел здесь процитировать Гёльдерлина, который написал в «Хлебе и вине», что грядет эпоха титанов. В этом будущем поэт будет обречен на сон Спящей красавицы. Деяния станут важнее, чем поэзия, которая их воспевает, и чем мысль, подвергающая их рефлексии. То есть грядет время, благоприятное для техники и неблагоприятное для Духа и культуры.