– Тебя как зовут, парень? – осматривая харчевню, спросил Владос.

– Фабио, синьор.

– Вот что, Фабио, тащи нам кувшинчик вина, чего-нибудь закусить по мелочи и… Что имеется для магометан?

– Кумыс, – Фабио скривился. – Велите сейчас подавать?

– А то когда же?

Парнишка оказался проворным – вмиг принес и вино, и кумыс, и кружки.

– Кушайте пожалуйста, синьоры. Вижу, вы не из людей Каридиса.

– Грацие. А при чем тут этот… Каридис?

– О, Каллос Каридис – известнейший скупердяй. Его слуги только что были здесь – такие же скупцы.

– А он богат, этот Каридис?

– О, очень богат.

– А молод?

– Скорее стар.

Быстро покончив с вином, друзья переглянулись, и Владос вновь подозвал Фабио, расплатиться:

– Вот что, друг, – отсчитывая монеты, негромко произнес грек. – Ты знаешь синьора Гвидо Сильвестри?

– Того, у которого корабли? Кто ж его не знает, особенно здесь, в порту?

– А что он за человек? Видишь ли, один наш знакомый хочет наняться слугой. Не знаем, стоит ли?

Вопрос был подкреплен монетой.

– Конечно, не стоит! – Монета тут же исчезла в узкой ладони служки. – Вы, синьоры, я вижу, не местные, а то бы знали, что Гвидо Сильвестри, как бы вам сказать… известен своей подозрительностью. Везде ему видятся какие-то проходимцы, готовые его облапошить, позарившись на имущество и доходы. Очень, очень подозрительный тип этот синьор Сильвестри – об этом все знают.

– Вот, значит, как? Подозрительный? И что – совсем никому не доверяет?

– Даже в дом не пускает! А слуги у него – звери! Чуть что, сразу хватаются за кинжалы.

– Как же можно так жить?! – выслушав перевод Владоса, вполне искренне ужаснулся Лешка. – Без друзей, без привязанностей, без веселых женщин. Один как перст! Ну, не считая слуг, конечно… Но ведь должно же быть у человека хоть какое-то увлечение! Не может такого быть, чтобы не было. Один марки собирает, второй – женщин, третий – деньги… Ну хоть что-нибудь!

– Кажется, он любит послушать итальянские песни. Ну да – канцоне! У него даже как-то были в гостях певцы… аж из самого Турина!

– Ну, на певцов мы с тобой точно не потянем, – Лешка шмыгнул носом. – А что, здоровье у синьора Сильвестри крепкое?

– Старый черт крепок, как дуб! – тут же заявил Фабио. – Но любит прикидываться болящим. Все лекарей к себе таскает – якобы что-то у него там болит.

– И что, никак не вылечится?

– Могила его вылечит, извините за прямоту, синьоры! Не успеют старому Гвидо одну болячку вылечить, как он сразу десять новых отыщет. Да еще лекарям нагрубит – вот, дескать, плохо лечили!

– А не собирается ли он, случайно, жениться? – Еще одна монета упала в ладонь харчевного служки.

– Раньше собирался. – Фабио вдруг наклонился и, подмигнув, понизил голос: – Но, говорят, ото всех снадобий у него сломалась кое-какая нужная мужская штука.

– Вот оно как! – Приятели переглянулись. – Что, совсем – совсем сломалась?

– Да пытался вылечить… Но, ходят слухи, напрасно! Так что теперь ни о какой женитьбе старый Гвидо и слышать не хочет! Наоборот, злится, как увидит какую-нибудь красивую девку. Всем, говорит, им одно надобно!

– Ну, это ж ясно… – Лешка уныло повернулся к Владосу. – Ну, лекари из нас точно – никакие. Еще хуже, чем певцы… А петь ты, конечно, не умеешь?

– Не умею, – со вздохом признался грек. Лешка задумчиво улыбнулся:

– А я вот могу, кажется… Только вот ни на чем не играю – лень было научиться.

– И я не играю.

– Плохо! Спроси-ка у этого, – юноша кивнул на Кызгырлы, угрюмо потягивающего кумыс.

К большому удивлению приятелей, Кызгырлы, оказывается, играл! На домре!

– Это такой инструмент типа лютни, кажется, с тремя струнами, – поспешно пояснил Владос. – Припоминаю, что еще и Алныз умеет играть и сама Гюльнуз.

Лешка замахал руками:

– Ну, эти двое нам без надобности. Нужны, как бы это сказать, совсем левые люди.

– Какие-какие?

– Ну вот, как Кызгырлы.

Бритоголовый надсмотрщик долго упирался, говорил что не дело правоверному мусульманину ублажать музыкой каких-то там христиан, да и вообще – недостойное занятие – для кого-то играть, иное дело – для собственного благолепия или для какой-нибудь пэри.

– Будет тебе пэри! – засмеялся Лешка. – Госпожа Гюльнуз устроит?

Надсмотрщик зыркнул глазами:

– Не пачкай светлое имя молодой хозяйки своим поганым языком, гнусный ишак!