А эта — только шипит и ругается. И как-то всё это становится… совершенно неинтересным. Скучно как-то. Нет, был бы я просто юнцом, каким выгляжу, так интерес бы был. Поскольку — не заглядывал бы дальше конца. Своего, естественно. Но, факеншит, я слишком много знаю. «Он слишком много знал». Когда «знал» про других — основание для преждевременной смерти. А когда про себя самого — «я слишком много знал»?

Сочетание информированности и предусмотрительности — верный путь к импотенции. Или — в буддизм. Впрочем, разница — невелика. Я знаю, как и где мне будет больно, если вот такую её… Я знаю, как будет противно и мерзко у меня на душе, когда процесс закончится.

Девка-то… плевать — она сама дура. Глупый вздорный наезд не по делу. Но мне-то эти проблемы — за что? Это ж лично мне, такому умному и красивому, будет больно и мерзко. И чего ради? Кто-то сказал: «достигнутое желаемое теряет половину своего очарования — стоит только спросить себя: а ты вправду этого хотел?». Более народные варианты той же мудрости короче: «А оно того стоило?» и «За что боролись, на то и напоролись». Что-то мне самого себя жалко становится… «Напоровшегося»… Жалко и скучно.

Надо отпускать… «экземплярку». Можно придумать что-то для поддержки собственного самоуважения. Типа: дура фригидная холодная. Или там: ей ещё расти и расти.

Фольк сразу кидается на помощь:

«Двое мужчин провожают взглядом красивую женщину.

– Она тебе дала?

– Не-а. А тебе?

– Тоже — нет. Во бл…!».

Как раз мой случай. Два раза. «Сам спросил — сам ответил».

Птица такая есть — «обломинго» называется. Знакомая по предыдущей жизни птичка — и ко мне иной раз прилетала. Увы, Ванёк, твоя мужская харизма в данном случае обломалось. «Её влажные, трепещущие полураскрытые губы»… Ну, мягко говоря, не «полураскрылись». А те, которые раскрылись — трепещут матерно. Как говорит русская народная мудрость: «Пока сучка не всхочет — кобелёк не вскочит». Не вскочилося… Как бы выбраться из этого «недопрыгнутого» состояния без полного унижения и потери самоуважения?

Мне повезло — в соседнем дворе раздался раздражённый мужской крик:

– Елица! Елица, мать твою! Ты куда запропастилась? Вылазь, лярва ободранная! Я те задницу распишу в полосочку!

Девка дёрнулась. Я инстинктивно прижал её чуть сильнее. Потом дошло.

– Елица — это ты? Тебя зовут?

Кивнуть она не могла — щека плотно прижата к бревенчатой стенке. А ответить голосом… побрезговала. Но моргание выглядело утвердительно.

– Выбирай: или придёшь ко мне ночью сама, или я подожду, пока сюда придёт твой батюшка. Пусть полюбуется, как я твою задницу лапаю. Пока она не расписная. Хоть в полосочку, хоть в клеточку. Придёшь?

Она попыталась ограничиться морганием. Пришлось ещё чуть прижать. Ей снова стало больнее, но, как я понимаю, главный аргумент состоял в новом потоке выражений и обещаний с той стороны забора. «Да!» — прозвучало как плевок. Причём, на горячую плиту — с шипением. Ну и ладно, а мне и не очень-то хотелось.

Я резко выдернул свой дрын из-под её вывернутой руки и отступил на пару шагов. Девка, получив свободу, охнула от боли в руке и съехала личиком по стенке на колени. Затем, услыхав очередную дозу ругани с соседнего подворья, неловко, придерживая битой правой — вывихнутую левую, поднялась на ноги. Смерила меня злобным взглядом. Ей бы на молокозавод — катализатором в кисломолочный цех. От такого взгляда даже порошковое молоко скиснет.

В ответ я радостно улыбнулся. Кажется, она хотела что-то сказать. «Убить на прощание». Но очередной залп «из-за-заборных» предположений о её ближайшем будущем заставил незамедлительно устремиться к дырке в заборе.

Не придёт. Девке соврать… Можно ещё пару раз с разными интонациями повторить самому себе: «а мне и не очень-то хотелось».

Мда. Как-то местные юные пейзанки не настроены лямурничать. Деревянные они какие-то. И имечко у неё… бревенчатое.

Ну и имена у девок в этом семействе. Кстати, Древа, Дубрава, Ива, Клёна, Омелица, Осока, Отава, Поляна, Ракита, Репка, Сосна и Берёза — тоже женские имена на «Святой Руси». «Пойдём, накроем Поляну»… Или — потопчем? А общеизвестное: «Посадил дед Репку»? За что он её так? И как с таким именем жить?

С такими именами жить — только по науке, по ономастике — наука об именах.

Время от времени в Америке ученые-именологи проводят так называемые ономатические опросы. Задание простое: с чем в мозгу опрашиваемого связываются те или иные имена? Результаты показали, что женские имена, такие, как Берта, Эстер, Розалинда, Сильвия, Зелда и ряд других, ассоциируются с чем-то «толстым и мало сексуальным», а вот другие — Алисия, Андреа, Андриенна, Кристина, Джаклин, Джессика, Сюзан, Дженифер, Джена — вызывают у сильного пола тяготение к слабому и как бы очаровывают мужской характер. Так что проявление секса в том или ином имени — вовсе не фантазия.

Ну и какой секс может быть с девушкой, которую «ёлкой звали»? У которой «иголки во все стороны» и «лёгкий шелест хвои» в нецензурном исполнении. Белкой в дупло?

Поди, и мальчишки дразнят: «Елица, ЕлицА — бешеная псица»… Может, кто-то её и дразнит. А пока я сам ею подразнился и сам же — обломался. Настроение… «На отвергнутого засушенной еловиной донжуана наступила чёрная мизантропия».

Да ну, фигня! Точно — просто не повезло. Девка попалась… еловая. Или месячные скоро — вот она и шипит. Или депиляцию давно не делала… А сам-то я — молодец. Красавелло и мачалло. В смысле — «мачо». Да я вообще — хоть куда! Мда… Но не туда… Даже в Красную Армию не возьмут. В виду отсутствия присутствия. Или это моя лысая морда такое… «клиническое» отвращение вызывает? Что её «заклинило».