Он пожал плечами, как бы говоря, что обстоятельства против него.

– Надо было брать отступное, детектив. Первейшее правило бизнеса: если предлагают хорошую сделку, хватайся за нее.

На него снова напал кашель. Стоявший рядом с Бен-Роем Халифа тоже взвешивал шансы раскидать охранников и, как израильтянин, пришел к выводу, что они ничтожны, практически равны нулю. Перед ним, в нескольких метрах, стоял человек, которого он считал виновным в смерти сына. Ось, на которой вращался его мир, была сломана. А он не мог до него добраться. И от разочарования ощутил в груди пустоту.

– Что ж, джентльмены, довольно разговоров, – подытожил Баррен. – Я человек последовательный и пришел к вам, чтобы посмотреть вам в глаза и ответить на любые вопросы, которые могли у вас возникнуть. И теперь, когда все выполнил, полагаю, нет смысла затягивать встречу, и, с вашего позволения…

Он кивнул охранникам, и те с безразличными, как у роботов, лицами и автоматами на изготовку сделали несколько шагов вперед. Взмахами стволов они приказали детективам войти в контейнер.

– Никогда не был особенным поклонником театральности, – обратился Баррен к Бен-Рою и Халифе, когда те, оказавшись в вонючем чреве металлического ящика, обернулись. – Но согласитесь, во всем этом есть некая… какое бы подобрать слово… синхронность. С этого контейнера начались все наши проблемы, и в нем они закончатся. Хотя бы это тешит мое чувство опрятности.

Он улыбнулся и дал знак охранникам. Те стали приближаться к контейнеру. Но Халифа выставил вперед ногу, не позволяя закрыть двери.

– Ты убил моего сына! – заявил он, не сводя с Баррена глаз. – Ты убил моего мальчика, а я убью тебя.

Старик выпятил подбородок.

– Вот как? – Он посмотрел на часы. – Что ж, попробуй. У тебя на это целых четыре часа. А потом ты пойдешь на дно океана, и крабы будут выедать тебе глаза. На твоем месте я бы сразу перешел к делу.

Он с присвистом рассмеялся. Халифу отбросили назад, двери контейнера захлопнулись у него перед лицом. Звякнул навесной замок, и египтянин второй раз за сутки оказался в кромешной темноте. Послышалось поскрипывание ходунка Баррена – он покидал палубу. Но через несколько секунд все смолкло, а затем раздался голос:

– Привет, папа! Давно не виделись.

Халифа сжал кулаки и принялся колотить в стенку контейнера.

– Обманщица! – кричал он. – Обманщица! Лгунья! Обманщица!

Рейчел

Услышав по рации крик Тамары: «Уходи! Это ловушка!» – она сразу поняла, что он здесь, на причале. Она не сумела бы это объяснить или как-то логически обосновать. Просто знала, и все. Внезапно ощутила его присутствие. Костями, всем своим нутром. Как ощущала ребенком, когда он сидел у себя в библиотеке наверху или, подобно грозовой туче, приближался по тускло освещенным коридорам. Прошло столько лет, и вот он снова рядом. Дражайший папенька приехал забрать свою дочурку. Она всегда знала, что это случится. Семья стремится к объединению, как лабиринт, который затягивает в свое чрево.

Она разобралась с израильским копом, вскочила на штабель ящиков и бросилась к причалу, не обращая внимания на крики портовых грузчиков и наводя оружие на каждого, кто к ней приближался. Казалось, она попала в сон, где все расплывчато и неопределенно от тумана и внезапно воцарившейся тишины, когда на пристани разом смолкли все моторы. Она снова и снова вызывала по рации Гиди, Тамару, Фаза, выкрикивала их имена, хотя понимала, что это бесполезно, и наконец отшвырнула рацию. И камеру тоже. Сама не понимала, зачем подхватила ее со штабеля. Сознавала лишь то, что остальные умерли, а она бежала, и здесь отец, и ее настигло прошлое, которое преследовало ее все последние двенадцать лет. Сколько же можно не подпускать его к себе? Сколько можно себя хоронить?

Спрячьте Рейчел от глаз!

И вот прошлое превратилось в настоящее. И все перепуталось.

Дважды откуда ни возьмись появлялись мужчины. И дважды чей-то голос приказывал не трогать ее.

– Это та самая. Отпустите!

Та самая Рейчел. Ты всегда ею оставалась.

Она отмахивалась и бежала дальше.

В конце причала туман сгустился и превратился в молоко. Она слезла с бетона на камни и стала осматриваться в том месте, где установили камеру Тамара и Гиди. Изменить того, что случилось, она не могла, но ей нужно было все увидеть своими глазами. Хотя бы попрощаться, прежде чем отправиться искать его. Особенно с Тамарой. С ней она нарушила золотое правило – завязала близкие отношения. Как нарушила правило с Ривкой. Как с матерью. И всегда, когда нарушалось правило, это заканчивалось трагедией.

– Не моя вина, – задыхалась Рейчел, – не моя. Не моя.

Но даже после всех прошедших лет в глубине души оставался уголок, где теплилось сомнение: может быть, вина все-таки ее? Может, она могла сделать больше и выстоять? Может, Рейчел всего лишь шлюха?

«Простите. Простите».

Она еще немного поискала. И вдруг впереди, чуть правее, в стороне от реки заработал мотор. Явно грузовика. Туман прорезали фары. Она сделала несколько шагов в ту сторону и почувствовала под ногами что-то вроде усыпанной гравием дороги. Все казалось нереальным. Туман разорвался, и Рейчел увидела в пяти метрах перед собой задний борт пикапа. По бокам сидели двое мужчин, одетые так же, как те, которые догнали ее на пристани, – в джинсы, замшевые сапоги и бронежилеты. А у их ног на полу фургона, словно охотничий трофей, лежали три тела. Два мужских и женское. Глаза открыты. Много крови. Рейчел услышала крик и не сразу поняла, что кричала она сама. Она рванулась вперед, но фургон тронулся с места. Один из охранников махнул рукой в сторону судна, видимо, давая ей понять: «Он там». А затем туман опять сгустился и поглотил грузовик.

Рейчел осталась одна. Она всегда была одна. Одна в тумане. В потемках собственного стыда.

Словно на автопилоте, она повернула назад: на камни, на причал, к судну – все еще с «глоком» в руке. Все происходило, словно в замедленной съемке, будто она была героиней фильма, который пустили со скоростью вдвое меньше положенной. Она добралась до сходней, поднялась на палубу и прошла по трапу в середине судна – справа и слева чернели похожие на лужи открытые трюмные люки.

С каждым шагом его присутствие ощущалось все сильнее. Темное притяжение неуклонно влекло в свою орбиту.