– Черт побери! – пробормотал Бен-Рой, оглядывая хаос.

Застекленная дверь с лазом для кошек вела на балкон, где теперь и лежал, свернувшись в кресле-качалке, пестрый кот. Рядом с дверью стоял стол. Бен-Рой подошел и окинул взглядом кипы ксерокопий и вырезок из газет, блокнот в кожаном переплете, картотеку на вращающемся цилиндре, два иностранных словаря, словарь синонимов и керамический стакан с шариковыми ручками. Принтер, модем, но никакого компьютера. Бен-Рой присел и посмотрел под стол. Он не заметил шнуров, необходимых при работе на настольном компьютере. Отсюда напрашивался вывод, что у убитой был ноутбук. Бен-Рой наскоро осмотрел квартиру, но ноутбука не обнаружил. Либо где-то завален и он не нашел его, либо, что не исключено, в ремонте. А может, похищен убийцей – отсюда или из сумки в соборе. Интуиция подсказывала Бен-Рою, что ноутбук унесли, хотя доказать он это не мог.

Он вынул ручку и, ни к чему не прикасаясь, обратным концом поворошил бумаги на столе. Там было много распечаток об армянской общине и о соборе Святого Иакова – существенная деталь, но все они содержали лишь общую информацию. Были публикации на тему проституции и израильской секс-индустрии, в том числе буклеты некой серии «Горячая линия для иностранных рабочих». Лежали номера «Мацпун ха-Ам» – журнала, в который писала Клейнберг, атлас с закладкой на карте Румынии, отдельные свернутые карты Израиля и Египта большого формата. Были еще вырезки по самым разным вопросам: от компьютерного хакерства до британских военных наград, от психологии жестокого обращения с детьми до выплавки золота (на последнюю тему целых три). Складывалось впечатление, что все это собрано без какой-либо связи, совершенно случайно. Если здесь и были ключи к разгадке тайны, то Бен-Рой понятия не имел, где они и как их толковать. Все равно что искать иголку в стоге сена. Хуже: все равно что искать иголку в стоге сена, понятия не имея, как выглядит эта иголка.

Он потратил тридцать минут, бегло обследуя комнату со шкафами от пола до потолка, с набитыми под завязку картотеками и ящиками с бумагами и вырезками. Затем перешел в спальню.

Постель была не заправлена, на полу повсюду разбросана одежда, на комоде с полдюжины пузырьков с лекарствами, к стене прилеплен скотчем похожий на детский рисунок портрет женщины со светлыми волосами – акварель на бледно-голубой бумаге.

На прикроватном столике три фотографии в рамках, единственные снимки, которые Бен-Рой заметил во всей квартире. Он наклонился, чтобы разглядеть их поближе.

Один представлял собой групповое фото примерно двадцати молодых женщин – все широко улыбались в объектив, все в рабочей военной форме и широкополых шляпах, вероятно, на национальной службе. Ривка Клейнберг стояла с левого края, обняв за плечи привлекательную женщину в темных очках. Гораздо более молодая версия нынешней Клейнберг, но тем не менее узнаваемая благодаря крепкому телосложению и курчавым волосам. На обороте надпись: «Дорогой Ривке. Желаю счастья!»

Рядом черно-белый снимок стоящих рука об руку на фоне моря молодых мужчины и женщины. Было в их взгляде что-то мертвое, затравленное – Бен-Рой часто встречал такой взгляд у тех, кто пережил холокост. Родители Клейнберг, решил он.

На третьей фотографии была изображена девочка. Лет восьми-девяти, она широко улыбалась, золотисто-каштановые волосы заплетены в косички, бледное личико испещрено веснушками. На обороте аккуратным детским, скорее английским, чем еврейским, почерком написана рифмованная белиберда:

Бен-Рой поднял взгляд на картинку на стене, затем снова посмотрел на фото. Эти два изображения явно были не на месте в этой квартире, не соответствовали тому, что он слышал о Ривке Клейнберг. Не следует ли обратить на них внимание и выяснить, кто эта девочка? Но фотографии как будто не имели непосредственного отношения к расследованию, и Бен-Рой, еще немного посмотрев на них, продолжил осмотр квартиры.

Первая удача поджидала его на кухне. В мусорном ведре. Это была модель с открывающейся педалью крышкой. Бен-Рой не то чтобы ожидал там что-то найти, скорее нажал на педаль носком кроссовки просто так. Ведро было на три четверти полно мусором: банки из-под кока-колы и кофе «Элит», скомканный пакет из супермаркета, пустые банки из-под кошачьих консервов. И еще использованный автобусный билет транспортной компании междугородних перевозок «Эгед». До этого момента Бен-Рой старался ни к чему не прикасаться, чтобы не оставить отпечатков или других следов до того, как прибудут эксперты. Но теперь им овладело любопытство. Он вытащил билет и развернул. На нем стояла дата: пять дней назад, за четыре дня до убийства Клейнберг. Билет в Мицпе-Рамон и обратно, городок, затерянный в сердце пустыни Негев. Важная улика? Бен-Рой понятия не имел, но что-то ему подсказывало, что важная. Он некоторое время смотрел на билет, затем сложил и опустил в карман.

Последней он осматривал свободную комнату. И там нашел ответ на то, что его мучило с тех пор, как он увидел гостиную, – почему отсутствуют записные книжки.

Все журналисты, которых он встречал, имели записные книжки. И не только для пользования в настоящее время. У них оставались и старые. Журналистам, как и детективам, постоянно требовалась справочная или контрольная информация, которая была собрана ранее. У Натана Тирата вся квартира была забита такими записными книжками, и Бен-Рой помнил, как его приятель чуть не порвал с женой после того, как та во время весенней уборки выбросила солидную порцию.

Бен-Рой не заметил ни одной записной книжки на рабочем месте Клейнберг. Но, оказалось, только потому, что она складировала их в свободной комнате в картонных коробках. Аккуратно упакованные, они представляли разительный контраст с хаосом всей остальной квартиры. Здесь были книжки за три десятилетия – за всю ее карьеру. Сотни записных книжек с ярлычками с указанием периода времени. Надписи почему-то на иврите и на английском. Все расставлено в хронологическом порядке по годам, поэтому если бы потребовалось, например, найти материалы для подготовленной в апреле 1999 года статьи, сразу было ясно, где искать. Сначала Клейнберг писала на чем угодно: в тетрадях формата А4 и А5, в разлинованных и неразлинованных, скрепленных спиралью или сшитых. Но в последние двадцать лет предпочитала черные, разлинованные, формата А4, в твердой обложке.