Шрифт:
– Ну-с, – грубо прикрикнул водитель. – До вечера будем подниматься?
Старушка покраснела и, задыхаясь, сказала:
– Извините, пожалуйста.
Она протянула ему купюру в пять долларов.
– Мелочи нет что ли? – прорычал водитель, вперив в нее ненавидящий взгляд.
Она зарделась еще больше.
– Кажется, нет. Сейчас посмотрю…
Водитель явно обогнал расписание и торопиться ему было некуда. Чувствовалось, что ему очень нравится сама ситуация.
Старушка отыскала монету в двадцать пять центов и смущенно протянула ему.
– В кассу! – отрубил водитель.
Она быстро опустила монету в специальный ящик. Водитель газанул да так неожиданно, что старушка чуть не упала. С огромным трудом она удержалась.
Она бросила на пассажиров умоляющий взгляд – как будто ей было неловко за то, что не сумела быстро подняться в автобус, сразу найти монету и к тому же чуть не упала. На лице ее застыла жалкая улыбка.
На подъезде к Восьмидесятой улице она нажала кнопку звонка, поднялась и подошла к передней двери.
Водитель остановил автобус и недовольно посмотрел на нее.
– Вон задняя дверь. Вы когда-нибудь научитесь правильно выходить?
Выходить действительно принято в заднюю дверь, особенно когда автобус переполнен. Но сейчас в нем не было и десятка пассажиров, которые мирно читали свои газеты без малейшего намерения выходить.
Старушка побледнела, повернулась и вышла через заднюю дверь. Вечер для нее был явно испорчен. Вряд ли она часто выходила из дома, так что сегодняшняя поездка запомнится ей надолго.
Я доехал до кольца.
На конечной остановке я остался один. Водитель развернул автобус и остановился. Место было пустынное, плохо освещенное. На остановке никого не было. Водитель бросил взгляд на часы, закурил, а потом обернулся ко мне:
– Если надумали ехать обратно, мистер, платите за билет еще четверть доллара. Нечего тут на холяву раскатываться.
Я встал с места и неспеша подошел к кабине.
– Послушайте, сколько вам лет?
– Это вас не касается, – ответил он грубо.
– Вероятно, около тридцати пяти. Могли бы пожить еще лет тридцать, а то и больше…
Я вынул пистолет. Сигарета выпала из его рта.
– Берите деньги, – сказал он.
– Деньги мне не нужны. Я думаю сейчас о старухе, которую вы обидели, о многих других женщинах, о беззлобных и безропотных мужчинах, о веселых ребятишках. Знайте, что вы – преступник. Вашим преступлениям нет никакого оправдания. Ваше существование бессмысленно.
После чего я выстрелил.
Потом сел и стал ждать. Прошло минут десять, а я все сидел наедине с убитым. И вдруг почувствовал, что невероятно хочу спать. Просто безумно. Не лучше ли сперва проспаться как следует, а потом сдаваться полиции?
Я написал на листке бумаги, что меня заставило убить водителя, подписался инициалами и, как обычно, положил убитому в карман.
Прогулявшись километра два, я поймал такси и поехал домой. Заснул глубоким сном, видел приятные и даже веселые сны, проснулся около девяти утра.
Приняв душ и сытно позавтракав, я выбрал свой лучший костюм. Потом вспомнил, что уже два месяца не платил по счету за телефон. Я выписал чек, положил его в конверт, надписал адрес. Заметил, что у меня кончились почтовые марки, и решил зайти перед полицейским участком на почту.
По пути я сообразил, что марки продают в аптеке за углом, как раз по пути. Раньше я сюда не ходил. Хозяин, одетый в белый халат, сидел и читал вслух газету, рассыльный его слушал. На мой приход он не обратил внимания.
– На листке бумаги нашли отпечатки пальцев, – сказал он. – Его почерк известен, инициалы тоже. Почему же полиция медлит?
Рассыльный пожал плечами.
– На кой черт отпечатки, если убийца не найден? И что толку от почерка, если его не с чем сравнить? И хотел бы я знать, сколько тысяч горожан имеют инициалы «Л. Т.»?
– Ну, я пошел, – добавил он минуту спустя.
Аптекарь углубился в газету. Я кашлянул. Он перевернул страницу и поднял голову.
– Слушаю.
– Мне, пожалуйста, марку за четыре цента.
Лицо у него стало таким, будто я ткнул ему кулаком в бок. Он пристально поглядел на меня с полминуты, поднялся со стула и медленно направился в другой конец аптеки.
Я пошел было за ним, но что-то отвлекло мое внимание. Вскоре я почувствовал спиной его тяжелый взгляд и обернулся.
Аптекарь стоял в другом конце аптеки, пренебрежительно сжимая между пальцами марку в четыре цента.
– Вы что, думаете, что я сам ее вам принесу?
– Спасибо.
Я занялся своим кофе.
– Вы действительно не рассердились? – настойчиво спросила официантка.