Наверное, автор этого письма по-своему права: человек не должен пропадать без вести. Не должен, но сколько же их пропало в пучине войны — людей армейских и гражданских, взрослых и детей, мужчин и женщин…

В одной части воевали отец и сын Лементы. Попали в окружение. Сын вышел из окружения, отец — нет. «Помогите найти мужа и отца, — умоляла Анастасия Лазаревна Лемента, г. Дружковка, ул. Ворошилова, 43–3. — Приехала из Чехословакии девушка, которую тоже угнали немцы, говорила, что видела М. К. Лемента. С ними на заводе были и другие дружковчане».

Юру Кокору угнали из Херсона 1 марта 1944 года. Ему только исполнилось шестнадцать. «Юру освободила наша армия. Его оставили в Германии собирать трофеи. Получили от него одно письмо…»

Олешко Иван Дмитриевич просил сообщить о своем сыне Иване Ивановиче, которого «немцы насильно угнали в Германию в 1943 году из Вязовки 6 июня…» Первенца назвали Ванечкой в честь отца. Родился он — в украинских семьях часто говорят: нашелся — в такой же теплый июньский день 1924 года. Седые вязы, давшие свое имя хутору, склонились над коляской, словно прикрывая малыша от грядущих бурь. Не уберегли…

«Ваню пригнали на угольные шахты, — продолжает отец, — и работал он там до освобождения этой местности американскими войсками в мае 1945 года. Эти сведения мне передала наша односельчанка, которая возвратилась из Германии. Там она переписывалась с Ваней».

Каждое письмо — своя судьба, свое горе, своя боль…

«Прошу Вас сообщить о судьбе моей дочери Ивановой Валентины Евгеньевны, 1923 года рождения, которая была захвачена немцами в августе 1942 года во время ее работы на оборонительных рубежах под Сталинградом и угнана в рабство в Германию. Она была студенткой Сталинградского механического института. Ее отец — директор одной из средних школ Сталинграда, в 1944 году награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Со слов ее товарищей, возвратившихся из Германии в июле 1945 года, они видели ее в городе Гейнау».

Люди цеплялись за каждую спасительную весточку — только бы найти родного человека. Какими-то путями в Симферополь, во двор на улице Пушкинской попал журнал «Британский союзник» за май 1945 года. Всем двором рассматривали снимки, сделанные в Бельзанском концлагере, город Ганновер.

— Ой, мамочки! — воскликнула одна из женщин, — это же наша Кира!

Соседи подтвердили: вылитая Кира Егорова! А рядом с ней — Люда Соколова. Угнали подружек вместе в сорок втором году, с тех пор — ни слуху, ни духу, и вот — фотография. Тут же сложили письмо в столицу… На письме все та же горькая пометка: «Нет».

Вот такие письма шли на Кропоткинскую, 7 со всей страны…

Писали. Искали. Надеялись… А тем временем в лагерях, в госпиталях хоронили тех, кому не было суждено увидеть вязы над ставком в хуторе Вязовом; кому не подняться уже на кряж, с которого открывается половина Донбасса и синеют, исчезая вдали, терриконы; не зачерпнуть водицы у отцовского колодца в смоленской деревне…

Только один госпиталь № 2100 — отсюда, как и из других, уходили «извещения о смерти репатриированных советских граждан». Для скорбного, последнего учета в госпитале приспособили какой-то военный журнал. Графа: «Когда, куда и на какую должность убыл, чей приказ…» По этому маршруту убывали без приказа.

1. «Забияка Михаил Андреевич, Полтавская область, Калининский район, с. Орлик, 4111.46. Могила № 7…

3. Колмаматов Комбер, Киргизская ССР, Ошская область, колхоз «Кзыл-Ден», 15.11.1946. Могила № 33…

15. Келеметов Келемет Ахмедович, Дагестанская АССР, с. Гели, 9.II. 1946. Могила № 85…

42. Родин Иван Федорович, г. Калуга, ул. Кирова, д. 40/2, 15.IX.45. Могила № 1.

74. Пожарский Александр Николаевич, Москва, Маросейка, 24. 22.XII.1945. Могила № 60.

327. Сапрыкина Вера Евгеньевна, Таганрог, Стахановский городок, 5-я линия, д. 22. 17.Х.45. Могила № 11».

В одном журнале — 455 имен. А таких скорбных книг — десятки.

Постепенно в них появляются более подробные записи. Год рождения — в основном начало 20-х, но есть и двадцать девятый, есть и одиннадцатый, и 1896-й… И — не удивляйтесь — сорок пятый! Наденька Рудинская родилась 31 августа 1945 года, а уже третьего января сорок шестого мать закрыла ей глазки.

Отчего умирали? Туберкулез, дистрофия, снова дистрофия. Сквозное пулевое ранение…

Это кладбище репатриантов находилось у города Франкфурта. Сохранилось ли оно?

…Поздним вечером я в последний раз бродил по Гельзенкирхену. Улицы, с которых убрали выставляемые на дневную распродажу лотки со шмотьем, обувью, парфюмерией, словно стали шире. У магазинов опустились решетки. Только на улице, ведущей к гостинице «Маритим», сразу за костелом, еще была открыта табачная лавка.

Я посмотрел на витрину, где красовались пачки, пакеты, коробочки самых замысловатых форм и расцветок, и вспомнил, что мой давний товарищ-фронтовик курит трубку. Какой же табак для него выбрать? Некурящему трудно решить. Может быть, вот этот пакетик с морским волком на картинке?