Следующие дни не принесли никаких перемен. Боли оставались такими же острыми.

Лидумс отправил Делиньша за медикаментами и поручил раздобыть заглазный совет от какого-нибудь врача, чем лечить странную болезнь.

Делиньш вернулся через два дня и принес пузырьки с пчелиным ядом, со змеиным ядом, еще какую-то адскую смесь из эфира и хлороформа, которая, при растирании обжигала не только больного, но и его лекаря. А главное средство лечения, сказал безвестный деревенский врач, — теплая комната с горячей кирпичной лежанкой, а еще лучше — больница…

В этот вечер Лидумс подсел к больному, сказал:

— Совершить такой переход, какой мы сделали две недели назад, нам уже не удастся. Но и оставлять вас в этих условиях, где и здоровым-то тяжело, я не хочу. Если вы рискнете пробраться через населенные пункты — а это в нашем положении тоже опасно, — я попытаюсь организовать ваш переезд на хутор Арвида.

Вилкс торопливо кивнул.

— Все это может окончиться нашим провалом…

— Будем надеяться на бога… — пробормотал Вилкс.

— Хорошо. Санный путь установился, на реках лед, можно попытаться. Завтра я отправлюсь добывать подводу. Вернусь через три-четыре дня. Потерпите, Вилкс, это время…

Утром Лидумс поручил лагерь Мазайсу и отправился в трудный путь.

Через три дня он вернулся. Был темный сырой вечер, лес придавило туманом. Лидумс возник в проеме дверей, поздоровался с «братьями», подошел к молчаливо ожидавшему Вилксу.

— Ну, как здоровье?

По одному виду командира, по его улыбке Вилкс понял, что все в порядке. Он попытался сесть. Делиньш подхватил его под мышки, усадил.

— Можно ехать? — спросил Вилкс.

— Да. Лошадь на просеке.

— Как, и вы со мной?

— Да. И Делиньш и Эгле.

Все принялись обряжать Вилкса в дорогу. Один подарил толстые носки, другой отдал свои еще новые болотные сапоги, третий раздобыл толстое шерстяное белье. Вилкс пошутил:

— Наряжаете, как жениха!

— Только в строй возвращайся, а невесту мы тебе отыщем!

— Ничего, весной увидимся!

От бункера до подводы больного несли на носилках.

Большая, серая, расплывающаяся в темноте, как привидение, лошадь была запряжена в длинные сани, заложенные сеном. Вилкса положили на сено, закрыли меховой полостью. Лидумс сел впереди, взял вожжи. Делиньш и Эгле устроились в ногах больного. Прощальные возгласы — и вот уже дорога.

Арвид принял гостей радушно, посочувствовал больному, передвинул кровать для него к самой печке. Он объяснил, что ему и самому надоело зимнее одиночество в лесной сторожке…

Арвид занимал две комнаты из трех. Третья, выходившая к лесу, была предназначена для Вилкса, Эгле, Лидумса и Делиньша. Так что жили снова в привычных условиях, даже бункер был устроен, похожий на лесной, хотя все и надеялись, что смогут обойтись без него, и партнеров для любой карточной игры хватало. Если Лидумс или Делиньш были заняты, приходил Арвид.

В спальне у Арвида, на окне, чтобы случайный прохожий мог видеть, стоял приемник. Антенна, поставленная на крыше дома для этого приемника, вполне подходила для передатчика Вилкса. Передатчик, оружие и всякое другое снаряжение были спрятаны в тайнике, под полом.

Делиньш имел вполне приличные фиктивные документы, поэтому он зарегистрировался в сельском Совете как квартирант Арвида. Лидумс вообще не очень побаивался милиционеров. Поэтому он и хозяин хутора взяли на себя сношения с внешним миром, ездили на лошади лесника в соседнее селение, до которого было десять километров, за продуктами и газетами, разузнавали новости…

Первые дни Вилкс и Эгле отдыхали. Затем Вилкс попросил устроить ему встречу с Будрисом.

Будрис, извещенный Лидумсом о болезни Вилкса, привез с собой врача.

Как только послышался условный стук в окно, Лидумс, Делиньш и Эгле спустились в подпол. Арвид зажег лампу, осмотрел в последний раз жилье — ничто как будто не запоминало, что тут только что спали четверо, — лежал один Вилкс, привычно охая при каждом движении.

Врач был рослый мужчина, седой, стриженный коротко, так что розовая его голова чем-то напоминала рождественского поросенка, которого ставят на стол, не хватало только бумажного цветка в пасти. Врач обил снег с высоких башмаков своей шапкой, повесил пальто, погрел руки возле печки, хмуро спросил: