Шрифт:
— Был гном, господин сотник, но не какой вражды они друг к другу не проявляли, более того, когда гном затеял драку, эльф по непонятным причинам за него вступился. Неслыханное дело! И это после того как коротышки щелкнули по носу всех вечно живущих, расторгнув старые договоры и прекратив поставки лунного серебра! Когда я уходил эти двое уже в третий раз заканчивали громить трактир и как лучшие друзья, в обнимку собирались до ближайшей ночлежки. Невероятно! Но на всякий случай я оставил там пару людей, в том состоянии, котором они вышли, помощь с комнатой точно не помешает…
— Писец, — не удержался сотник, — тронувшийся разумом, больной на голову долгоживущий. Чертова раса, вечно от них одни проблемы. То рыщут по всем трущобам из-за какого-то драного, пропавшего кошелька, заставляя всю стражу бегать у них на побегушках. Кичатся своей исключительностью и неприкосновенностью, а потом с разбега добровольно суются в этот гадюшник! Нет, пускай его сородичи с ним сами разбираются, я умываю руки! — Излишне нервно, но уже более спокойно закончил сотник, а секунду спустя добавил. — Какой-то долбанутый эльф…
Утро для меня началось где-то в половине четвертого ночи по зову перенасыщенного жидкостью организма. В свое оправдание могу сказать, что терпел я до последнего, но все-таки подчинился настойчивым намекам матушки природы и с кряхтеньем поднял свое тело с жесткого, вонючего лежака. Слава богам хоть одежда цела и, кажется, даже чистая. Из всех внешних последствий только на голове царит жутко творческий причесон… Еще бы мокрыми волосами длинной до середины спины, да поворочаться на слежавшейся подушке…, иначе говоря, полнейший шухер. Почему голова мокрая? Так я после всеобщего замирения пытался освежиться чистой водой, где я ее достал лучше не думать, но, помнится, у коновязи стояла неплохая поилка…
Оуу… (обхватил я голову руками, когда пришли первые четкие воспоминания), не привлекать внимание (для поправки здоровья произнес малое исцеляющее заклинание). Влиться в общество (второе исцеляющее, так как после первого мало что изменилось). Затеряться в массах (третье, чтобы по максимуму убрать последствия), наслаждаться жизнью (четвертое). Уф, наконец-то полегчало. Великие планы трещат по швам, кроме пункта о новых впечатлениях, вот их хоть отбавляй, здравствуй запоздалый рецидив студенческой молодости. Опять же новые лица, новые знакомые, что-то мне подсказывает, сегодня лучше уйти по-английски, не прощаясь, пока на дворе еще толком не рассвело. Чем меньше свидетелей, тем потом будет проще потеряться, вот он был вчера беззаботный веселый эльф, хвать, а его уже и след простыл.
Еще нужен плащ с глубоким капюшоном, чтобы до поры до времени не светить длинные уши, есть у меня подозрения, что они создают вокруг меня устойчивую ауру крохоборства и жадности, особенно со стороны стражи у ворот и некую отчужденность у остального населения. Идея не лишенная смысла и требующая задуматься над реализацией. Пока я немного не оботрусь на новом месте, лучше побыть обычным странником, нежели "богатым" снобом. Пожалуй, что так и поступлю. Тихонечко приоткрыв дверь, я вышел в коридор и спустился по скрипучей лестнице вниз, к стойке, где по логике вещей должен обитать хозяин этого убогого местечка, по-другому не скажешь. Если все комнаты размером три на три метра, то заведение больше напоминает тюрьму, по той простой причине, что кроме сундука и кровати в такую камеру, то есть в комнату, ничего и не влезет.
Ну, хватит об этой, пора и честь знать. Но напоследок я не удержался и заглянул за стойку, где в нижнем шкафчике позаимствовал чистую наволочку, которую и разодрал на старую добрую бандану, чтобы спрятать уши. Головной убор получился хоть и не из модных, но свои функции выполнял исправно, потому, положив в ящик медяк за испорченную тряпку, я посчитал за лучшее удалиться, по пути заскочив в маленькую пристройку на узком заднем дворе. После небольшой задержки, поленившись идти к воротам и снова обходить трактир, я с легкостью перемахнул через ограду и продолжил недавно прерванный путь в богатые кварталы.
Передвигаясь по городу, я старался держаться безлюдных мест, вернее двигался там, где на ночной караул наткнуться ну никак невозможно. К сожалению, вероятность наткнуться на кого-то другого возрастала многократно, но я смотрел на эту возможность философски. Кто может ночью шастать по самым темным улицам города? Правильно, тот, кто не хочет, чтобы его заметили или те, кто хотят кого-то незаметно встретить. Первые обойдут меня стороной сами, а вторые…, что же, со вторыми у меня разговор будет короткий, они знали, на что идут и чем рискуют.
В один прекрасный момент, повернув за угол очередной узкой улочки, я увидел как раз то, чего немного опасался. Троица ночных работников ножа и топора обирала неподвижное тело в каких-то двадцати метрах от меня, причем обирала мертвое тело. Мгновенно сообразив, что собственно произошло, я прижался к стене, чтобы не попасть на глаза увлеченным мародерством людям, и бочком, по стеночке, не делая резких движений и не привлекая внимания, медленно двинулся обратно. По здравому размышлению, зачем мешать тем, кто ни в грош не ставит чужую жизнь, тем более что помогать-то уже и некому? Сейчас они заняты своим делом, я своим, наши интересы не пересекаются ну совершенно! Вот если вздумают напасть, тогда да…