Очень много времени уходило на переводы наших списков и на объяснения разных деталей. Наконец, выяснилось, что все, что нам нужно, имеется, и, благодаря конкуренции, по достаточно низким ценам. Всего мы заказали разных материалов и предметов примерно на сумму в 150 000 йен.

Среди суматохи этих дней в нашем отеле появился молодой, веселый, жизнерадостный японец с массою прелестных черепаховых изделий. Он нас приветствовал точно родных, с выражением знаков величайшего почтения. Он прибыл из Нагасаки и оказался сынок Изаки, известного во флоте «черепахи–человека», как прозвали его отца на нашей Тихоокеанской эскадре в былое время. Его отцу принадлежала знаменитая фраза, определяющая в понятии японцев характер нас, русских.

Изаки–отец был маленьким торговцем черепаховых вещей в Нагасаки, и когда туда приходила русская эскадра, он появлялся на кораблях, предлагая свои изделия. Как и другие торговцы, он развертывал где-нибудь на левом шкафуте маленький коврик, раскладывал на нем свои товары и терпеливо объяснял ломаным русским языком каждому подходившему матросу качество, пользу и дешевизну своих черепаховых вещей. Этого «черепаху–человека» знала и любила вся наша эскадра. Однажды на одном из кораблей, где производил свой торг Изаки–отец, поднялся какой-то «аврал», не то тревога, не то прибытие начальника эскадры, не знаю, но только старший офицер приказал всех торговцев убрать со шкафута и отправить на берег. Изаки–отец замешкался, и шканечный унтер–офицер начал его торопить: «Ну, собирайся скорей, вались к трапу, отваливай! Скорей!»

Изаки, торопясь, раздраженный тем, что не удалось продать свой товар, бросился к трапу и вдруг на верхней площадке разразился тирадой, вызвавшей общий хохот:

«Русска всегда так. Ничего! Ничего! Параздник! Параздник! А потом сакарей! Сакарей! Сакарей!»

Появление у нас в отеле Изаки–сына напомнило мне этот забавный рассказ. Торговля Изаки–отца на нашей эскадре оказалась прибыльной, и его сын в Нагасаки получил в наследство большой магазин черепаховых изделий. Узнав из газет о нашем приезде, он примчался в Токио, и как мы ни отбивались, принудил каждого из нас купить по черепаховой вещице.

Наконец, наши переговоры с Мицубиши, Окура и другими фирмами выяснили, что все нами заказанное может быть доставлено для осмотра нашей комиссией не ранее, как через две недели, после чего все принятое нами будет отправлено во Владивосток.

В течение этих недель нашей комиссии волей–неволей приходилось бездействовать. Наш председатель решил, что лучше всего использовать свободные дни на ознакомление с Японией. И вот мы, не разделяясь, систематически стали приводить это в исполнение.

Мы начали жить точно среди волшебного калейдоскопа: задумчивые аллеи в парках Токио… Знаменитые вишневые деревья, лотосы на каналах… Полные глубокого мистицизма буддийские храмы… Поразительные своей красотой и своеобразием храмы культа «Шинто». Японский национальный театр «Кабукиза». Пляски и пение гейш в японских ресторанах… Меланхолические звуки «самсинов» и «кото» — все это погрузило нас в атмосферу видений, настроений и звуков, которые можно пережить, слушая оперу «Мадам Бетерфлей» или читая полную соблазнительной прелести, книгу Пьера Лоти. Охваченные этими чарами, мы выехали в экскурсию в Камакуру.

Здесь — опять та же непередаваемая прелесть японских пейзажей, на фоне которых повсюду находишь произведения искусства этого удивительного по своеобразию и тонкости вкуса народа.

Лично меня особенно поразило в Камакуре, чудной лунной ночью, созерцание статуи «Дайбудцу» (высотою 56 футов) из позеленевшей от времени бронзы. Игра света и теней в эту ночь создали впечатление, будто веки великого мыслителя Востока вот–вот приподнимутся и он взглянет на нас.

Замершая улыбка на его бронзовых сжатых устах, казалось, сейчас оживет.

Смотря на эту статую, произведение и отражение духа совсем чуждых Европе народов, невольно испытываешь удивление и восторг, перед красотою и разнообразием Божьего творения.

Затем опять новая волшебная картина… Мы в Мианошите… Это курорт близ горного озера Хаконэ. Чистенький японский отель. Повсюду проведена холодная и горячая вода, последняя непосредственно из горячих источников.

Кругом рощи криптомерий, в которых при закате солнца, точно сотни серебряных колокольчиков, звенят «хигураси» [88].

На дворе отеля в искусственном озерке, куда журча и прыгая по скалам, низвергается с высоты ручеек, плавают золотые и серебряные карпы. Они так привыкли к людям, что когда вы подходите к берегу, они толпой плывут к вам,

высовывая с нетерпением свои головки в ожидании, что вы бросите им хлеб.

Когда ночь спускается над этим горным курортом, в окружающей темноте начинаются шорох и треск различных насекомых, на фоне которых, точно мелодичные звуки стальной струны, слышно пение «сузи–муси» [89].