Тигхи опустился на колени и пригляделся получше. Муравьи были красно-черные. Их щитки, раскрашенные полосками этих цветов, поблескивали, словно были из пластика. У каждого муравья на голове подрагивали нити-руки. Языки? Глаза на стебельках?

Однажды дед сказал, что у Тигхи мысли работают не в том направлении. Вместо того чтобы познавать Бога и держать язык за зубами, он слишком много времени тратит на то, чтобы задавать вопросы, на которые нет ответов.

Тигхи вздохнул. Пора идти домой. Он поднял с земли свечку и стряхнул с нее муравьев.

Мальчик шагал по тропинкам, истертым в пыль сотнями ног, тропинкам, врезавшимся в его память настолько, что он мог пройти по ним с закрытыми глазами. Однако он не стал закрывать глаза. Край почти рядом, и любого всегда подстерегает опасность подойти к нему слишком близко и, потеряв равновесие, свалиться в бездну. При мысли об этом у Тигхи опять неприятно свело внизу живота, и он выбрал тропу, которая проходила ближе других к вселяющей уверенность и спокойствие стене.

Спустившись по крутой лестнице, он оказался на выступе главной улицы. Лицо мальчика настолько примелькалось в этой части деревни, что несколько скитальцев даже помахали ему. Однако он лишь ускорил шаг и не стал отвечать на приветствия. Вперед, к концу выступа, вверх по общественной лестнице, зигзагом по верхним, коротким уступам, туда, где его дом.

От быстрой ходьбы Тигхи стало жарко, и прихожая обдала его приятной прохладой. Резкий переход от яркого солнца к домашнему полумраку на несколько мгновений ослепил его, однако глаза мальчика вскоре приспособились к новым условиям.

Он громко произнес:

– Ма, я принес свечку, – и прошел в главное пространство.

Там никого не было.

Очень странно. В последнее время ма практически не покидала дом. Тигхи зашел в кладовку, располагавшуюся в задней части дома. Она была практически пуста, если не считать нескольких соленых козьих лопаток, лежавших у стены. Выйдя из кладовки, Тигхи направился на кухню и немного поел. Свечка, все еще не распакованная, лежала на столе. Повинуясь безотчетному импульсу, Тигхи снял с нее обертку. Анши украсила свечу красной спиралеобразной полосой, что говорило об уважении, которое она питала к семье Тигхи. Ведь она могла бы дать им простую свечку и расквитаться с долгом, однако предпочла вложить в это изделие частичку лишнего труда.

Где же ма, не переставал удивляться Тигхи. Ее отсутствие начинало беспокоить мальчика. Он попытался нарисовать в своем воображении место, куда она могла пойти, однако никакие образы не являлись в голову. Это еще больше беспокоило его. Тигхи закрыл глаза и попытался вызвать в своей памяти хотя бы образ самой ма. То, что произошло, было еще более странным. Он пытался нарисовать ее лицо, глаза, нос, рот, однако образ постоянно ускользал из его головы. Уиттерша. Другие женщины из деревни. Кто угодно, только не его ма. От умственного напряжения у Тигхи начал пульсировать висок в том месте, куда пришелся удар камня. С ощущением боли к нему вдруг вернулся поразительный в своей четкости визуальный образ его ма. Отведя назад руку с зажатым в ней камнем, она вся напряглась от желания попасть в цель и ударить как можно сильнее. Лицо ма потемнело от гнева, губы сжались в тонкую прямую линию, и вся она представляла собой воплощение беспредельной злобы.

Тигхи поспешил прогнать этот образ из памяти.

Он должен найти свою ма. Где же она может быть? Деревня небольшая, и ему не составит особого труда найти ее. Необъяснимая тревога перешла в дурное предчувствие, которое стальным обручем сжало сердце.

Куда же, в конце концов, подевалась ма? Тигхи доел горбушку хлеба из травяной муки и запил водой, которую зачерпнул кружкой из чана. Затем вышел из дому и отправился в сторону, противоположную той, откуда он незадолго до этого пришел. Тигхи полагал, что его па все еще работает в доме на верхнем выступе.

Путь туда был очень сложным. Тигхи пришлось сначала спуститься на несколько уровней, а затем уже подниматься. Он миновал дома, принадлежавшие самым состоятельным людям в деревне. Их широкие и высокие двери выходили на просторные уступы. Все они сделали свое состояние на козах. Их стада насчитывали не один десяток животных. Они были настолько богаты, что могли позволить себе держать привратника, мужчину или женщину в обносках, которые сидели на корточках у рассветных дверей и отгоняли прохожих. На глазах Тигхи несколько нищих приближались к одной особенно роскошной двери несколько раз кряду, как назойливые мухи, и крикливый привратник, вооружившийся дубинкой, каждый раз отгонял их. Нищие бросались врассыпную и занимали места у края уступа. Спустя некоторое время они опять собирались в кучу и повторяли попытку. Тигхи, проходя мимо, подивился их настойчивости. Как они могут надеяться, что им разрешат попрошайничать у чужих дверей? Лишь крайнее отчаяние способно так сильно затмить разум.

Лужайка на верхнем уступе была скошена особым узорчатым образом. Специально нанятый садовник регулярно косил траву, а затем накладывал на скошенные участки доски в виде ромбоидального орнамента. Ходить ногами по такому красивому газону казалось святотатством. Неудивительно, что привратник, стоявший у дверей старой Мае, окинул Тигхи враждебным взглядом.

– Убирайся! – пролаял он. – На этом уступе нечего делать всяким праздношатающимся мальчишкам.

– Я не мальчишка, а юноша, почти уже мужчина, – с достоинством парировал Тигхи. Он был единственным отпрыском принца во всем княжестве и по своему статусу стоял гораздо выше какого-то привратника. – Я ищу своего па. Между прочим, он принц, и лучше будет, если вы впустите меня, чтобы я переговорил с ним.

– Ты хочешь поговорить со своим па? – удивленно переспросил привратник.

Тигхи несколько раз видел этого человека на рыночном выступе, но не знал его имени.

– Я знаю, что он работает на доме старой Мае.

– Я знаю его, я знаю старого Тигхи, – произнес привратник. – Он работал здесь с неделю или около того.

– Ну вот, работает и сейчас. Я думаю, сегодня он пришел сюда с моей ма, наверное, она помогает ему.

Издав короткий смешок, привратник закашлял, потом сплюнул.