– Я заболел.

– Что?

– Я заболел.

– Ты не пошел в садик?

– Нет, няня сказала не ходить. Мы как раз собирались тебе звонить.

Сан Саныч говорит, чтобы я успокоилась.

Они усилят охрану.

Пусть ребенок не ходит в сад.

Я никому ничего не должна говорить.

– Он ошибется. Он обязательно ошибется. И тогда мы его возьмем.

Возвращаюсь в гримерку.

– Слушай, отработай без меня, – прошу Гулю.

Конечно, она должна обрадоваться: одно дело – две ведущие, и совсем другое – один.

– Почему это? – Гуля подозрительно разглядывает меня.

– Голова болит. Очень.

– Ты с ума сошла? – подлетела администратор. – Я тебе таблетку куплю! Я тебе целую аптеку куплю! Даже не думай!

– Я ухожу. Извини. Правда, очень плохо себя чувствую.

– Ты не можешь так со мной поступить! – слышу крик вслед. И совсем тихо: – Вот сука!

Попросила маму срочно приехать. Она вошла в дом раздраженная, потому что пришлось отменить гостей.

– Я как прислуга, – возмутилась мама, – по вызову!

Я пожалела, что позвонила ей. Приехал Сан Саныч. Мы встретились у Черновых.

– Звонок был из метро. Из будки. По телефонной карточке.

– Метро?

– Да. «Красные ворота». И даже камеры там есть. Только запись хранится 36 часов. Мы опоздали.

Из кухни, которая отделялась от гостиной открытой аркой, донеслось громыхание падающих кастрюль.

– Мой сынуля проснулся, – сказала Чернова и выразительно посмотрела на свои часы. Золото отлично смотрелось на ее смуглой руке.

Во дворе зажгли фонари.

– Где твои подружки были в это время? – Сан Саныч положил в кофе четвертую ложку сахара.

– Ты не размешиваешь? – поинтересовалась Чернова.

– А при чем тут мои подружки?

– Не знаю, может быть, и при чем. – Он демонстративно позвякивал ложечкой в чашке. – Мне надо перед шефом отчитаться, что дело твое закрыто.

– Да, да, – кивнула Чернова. – Сергей Александрович не очень доволен тем, как развиваются события.

В разговоре с сотрудниками своего мужа Чернова всегда называла его по имени-отчеству.

– Катька пила где-то… – вспоминала я.

– Пила! – подхватил Сан Саныч. – А в каком районе?

– Не знаю.

– Я думаю, надо искать среди девиц. И не обязательно, что они должны быть какими-то неуспешными… Вообще не важно. Она может казаться королевой и при этом так тебе завидовать! А в глаза улыбаться.

– Катя не кажется королевой, – вздохнула я, – а после развода и успешной тоже.

– Вот! – обрадовался Сан Саныч. – Кто был никем, тот станет кем угодно!

– Только не Катя, – вступилась за подругу Чернова.

– Ну, это уже не просто подозрительность, а панофобия – боязнь всего на свете, – мрачно констатировала я.

– И не Марина Сми. Конфеты будете?

– Не ем сладкого, – отказался Сан Саныч.

– Не, не Марина, – согласилась я.

– Девушки, ну вот откуда вы знаете?! Кстати, у нее ребенок есть? Там ведь должен быть ребенок.

– Ты что, думаешь, Катя заставляла свою дочку звонить мне с угрозами? Да я бы ее узнала!

– А Регина? – интересуется Сан Саныч.

– Ну, она, конечно, сумасшедшая, но… – вздыхаю я.

– Но не шизофреничка! – резюмирует Чернова.

Я снова лежала дома перед телевизором и делила своих знакомых на овощи и фрукты.

Вот, например, Регина – чистый фрукт. Да еще экзотический какой-то.

Марина Сми… Тоже фрукт. Какой-нибудь такой, про который думаешь: наверное, овощ. А оказывается, фрукт.

Катя. Овощ.

Я вспомнила Катю и улыбнулась. Нет, какой овощ! Катя – тот еще фрукт!

Меня окружают одни фрукты. О чем это говорит? Никакой я не овощ.

Протяжной испанской песней зазвонил мой телефон.

Алик.

– Я в Канкуне! – кричал Алик. – Потрясающе! Я задержусь тут на пару дней!

– Тебя яхта не дождется!

– Всего пару дней!

– Алик! У тебя ностомания, – вздохнула я.

– Что? – не понял Алик.

– Ностомания. Навязчивое желание возвращения на родину. А еще аэрофобия. Боязнь самолетов.

– Ты никуда не летишь в ближайшее время? – обиделся мой лучший друг.

Людям нужно объяснять, чем они больны?

– Регина?

– Да, моя дорогая. Как ты?