— Я бы на твоем месте тоже придерживалась бы поста.

— Мне кажется, я пока не готов.

— А зря.

— Лад, я понимаю — мясо. Что там еще? Мучное. Но при чем тут секс?

— Ну это же не я придумала.

— А мне-то что делать?

— Я тебе сказала.

— У тебя крыша поехала от пьянства.

— После этих слов я бы рекомендовала тебе бежать в церковь и ставить свечки. И знаешь что?

— Что?

— Будь добр относиться с уважением к тому, что я делаю.

Во вторник Лада продемонстрировала мне билет бизнес-класса Москва-Цюрих. На завтра.

— Я улетаю с Валькой в горы. На десять дней.

— Это потому, что на беременных и странствующих пост не распространяется?

У Лады было отличное настроение. Она хихикала, рассматривая свой сноубордический костюм.

— Это, кстати, тоже серьезный плюс. А поскольку забеременеть я не могу, то приходится путешествовать.

У меня никогда не будет детей. Диагноз — аспермия. Не лечится.

Соответственно у Лады никогда не будет детей.

И она никогда не сможет сослаться на беременность во время поста.

Я предупредил ее об этом до того, как сделал ей предложение.

— Это точно не лечится? — Она смотрела на меня с ужасом.

— Точно.

Она сказала, что ей надо подумать. Я согласился.

Она не звонила четыре дня.

Я решил, что никогда уже не увижу ее. Я не выпускал из рук телефон ни на минуту.

Она позвонила ночью, когда я уже спал. Телефон лежал рядом с подушкой.

— Я не поняла, ты вообще сделал мне предложение?

— Пока нет.

— Ах вот как! — И она повесила трубку.

Через полчаса я был у нее. И в моей машине было столько цветов, сколько могло в ней уместиться.

Лада сказала, что мы возьмем несколько букетов, а за остальными спустимся утром.

Утром Ладин сосед, сочувственно наблюдая, как мы таскаем цветы из машины, сочувствующе поинтересовался:

— Что, цветочная палатка прогорела?

Лада собирала вещи.

— Но через неделю — Восьмое марта! Ты хочешь уехать на Восьмое марта?

— А смысл мне оставаться? Ты все равно меня не поздравишь и весь день проведешь в банке.

— А если я обещаю тебя поздравить и вообще не ходить в банк?

— Поздно. На самом деле я думаю, что в душе ты мне благодарен. Я избавлю тебя от огромной головной боли под названием Восьмое марта.

— Спасибо, дорогая.

— Не за что, дорогой.

Сразу же после выборов займусь своей семейной жизнью.

— Да?

— Насть?

— О, привет! Как дела?

— Ничего. Сейчас ругалась с домработницей.

— А чего она?

— Да раздражает меня, носки один в другой засовывает! Я ей тысячу раз это говорила! Ужас!

— Во-во. А моя и чулки так складывает.

— Да эта тоже, блин!

— Ты чего сегодня будешь делать?

— Не знаю. У меня машина в сервисе. Надо забирать ехать.

— Лад, а чего ты водителя не заведешь? Я не представляю, как самой по сервисам ездить!

— Ну, я у Влада беру, когда надо.

— А выпивать? Ты же вечно ее бросаешь где-нибудь!

— Зато никто не знает, где я и с кем.

— Тоже правильно. Все-таки они все стучат.

— Ага.

— Тебе массажист не нужен? Клевый!

— Нужен.

— Он делает аюрведический массаж.

— Это как?

— Скраб сначала, потом массаж и растяжка.

— Как тайский?

— Ну, такое — все вместе.

— Мне надо стол купить.

— Ольга купила. За тринадцать тысяч. Он там с подогревом, весь электрический, какие-то валики, еще чего-то.

— Клево.

— Ага. Я возьму у нее адрес.

— Возьми.

— Ну, ладно, заберешь машину, звони, окей?

— Окей.

Я взял Дашу, и мы поехали к Толику на шашлык.

Зима наконец-то закончилась. От нее остались только грязные разводы на когда-то белоснежном фасаде Толикова дома. И утренние морозы.

Пили виски. Пить на улице хорошо тем, что можно выпить много.

И свежий воздух — полезно.

Пели караоке. Я спел всего одну песню — «Орел». Но с душой.

Даша не пела.

Она пила вино и болтала с девушками. Надеюсь, мне не придется нести ее на себе.

В машине начали целоваться. Наверняка утром буду жалеть.