— Хорошо, — улыбнулся он. — Большой костер будет, — и щелкнул зажигалкой.

Красноватый огонек быстро-быстро нырнул вглубь горы, выпустил струю горького белого дыма и неожиданно взорвался высоким веселым костерком. Антип заворожено стоял рядом не в силах оторваться взглядом от огня, который становился все больше и больше, посылая в звездное небо горячее человеческое тепло и салют из желто-красных искр. Он смотрел на искры, пока жар не заставил отойти его дальше, потом еще дальше, а потом и вовсе пойти к машине — старенькому отцовскому москвичу.

Спускаясь по тропинке, Антип думал, что не зря называл себя императором. Количество его подданных почти не уступало населению древних государств и составляло двенадцать тысяч пятьсот семьдесят пять голов, не считая ощенившихся сук, слепых новорожденных кутят и немощных стариков, которым не под силу было проделать дальний путь и бросить сухую ветвь в вырытую императорской гвардией яму.

«Это не стая, это народ», — довольно подумал Антип.

Заводя машину, он решил, что неплохо бы иметь свой герб и знамя — широкий стяг с темно-красным пауком на фоне белой молодой луны.

— А еще говорят, что не ангел это вовсе, а мутант окаянный, американцами к нам засланный. Глаза у него светятся, и рук у него числом восемь, как у паука, а изо рта нитка липкая тянется, и всех нас, милая, обвивает, а как порвется та нитка, так нам всем и конец придет.

— Агафья Кузьминична, ну будет вам сказки студенткам рассказывать, — Антип укоризненно поднял глаза на уборщицу. — Запугали девушку, смотрите, на ней лица нет.

Девица в белом халате судорожно сглотнула и покосилась на кудлатого доктора. Вроде молодой, а другого места не мог себе найти для работы. Маньяк что ли. Нет, улыбается, чай предлагает выпить. Нашел, где пить. Она робко улыбнулась в ответ.

— Не страшно вам тут?

— А что страшного? — привычно удивился тот. — Живых надо бояться. Особенно вам, вы девушка молодая, привлекательная… Вам, девушка, живых ох как опасаться надо.

«Нет, — подумала студентка, — и правда маньяк. Живых любить надо, а не бояться. Возится тут с мертвяками, совсем крыша съехала. Еще укокошит ночью».

Доктор, словно угадав ее мысли, отвернулся. Занялся своими делами — бумажками и карточками. Пальцы у него, как у паука, длинные, гибкие, гнутся во все стороны — ужас.

— А хотите, идите домой, — предложил он вдруг. — Вы еще успеете на автобус. А я скажу, что вы отдежурили. Идите, что вам тут со мной куковать? Вот и Агафья Кузьминична тоже домой собирается.

— Нет, мне неудобно как-то. Давайте я еще посижу.

— Идите, — доктор улыбнулся. — Я знаю, вам домой хочется. А меня вы только отвлекаете.

— Точно, маньяк, — подумала студентка. — Не нравится ему, что моя внешность его от трупов отвлекает.

— Если вы так настаиваете, — она обиженно вздернула подбородок. — Тогда конечно… Пойду.

— И правильно, — рассеянно улыбнулся тот.

Агафья Кузьминична долго возилась в гардеробе, не попадая в рукав старенького пальто. Наконец, оделась и, схватив, томящуюся ожиданием практикантку под руку, быстро-быстро зашептала:

— А доктора ты опасайся, милая, он по ночам в волка обращается, и кровь человечью пьет. Сама видела.

— Господи! — мысленно закатила глаза студентка. — Один другого лучше. Говорила мама, поступай на экономический, нет, отца послушалась…

— Да что вы говорите, — она склонилась над уборщицей. — А я вот в летучую мышь, и тоже кровь пью. Представляете? Хотите, и вас научу?

Обомлевшая Агафья Кузьминична отшатнулась, а практиканта, высвободив руку, сердито зацокала по асфальту к остановке.

— Кругом одни придурки, нервы ни к черту, — она прислушалась к звукам вокруг. — На дороге ни души. Автобуса нет. Первый час ночи, какого лешего ушла, легла бы спать на кушетку в приемной. Ну подумаешь, за стенкой маньяк с покойниками… В волка он превращается… Закрыла бы дверь на шпингалет, и пусть себе превращается. Твою налево, ноготь сломала…

Она полезла в сумочку, пытаясь найти зажигалку и пачку сигарет. Так холодно, что даже руки дрожат. На дороге мелькнули огни, умц-умц-умц, и рядом с практиканткой притормозил мордастый джип.

— Ба, подруга, ты чего мерзнешь? — на нее уставились три радостных рожи. — Айда, к нам погреешься.

— Нет, мальчики, спасибо. Я после морга, мне не холодно.

— А она шутница, — одна из рож повернулась к другой. — Я веселых люблю.

И парни, радостно галдя, вывалились из джипа.

Девица тихонько взвизгнула и припустила обратно по дорожке.

— Уходит, — рявкнул один. — Лови.

Все трое заржали и затопали следом.

… Ветки хлестали по лицу, а одна из туфелек потерялась где-то в грязи, она бежала, как убегают от убийц в ночных кошмарах, а три рожи, пыхтя, догоняли, и она уже чувствовала их кислый пьяный запах. Вторая туфля задела о камень, студентка тихонько взвизгнула и, подскочив в воздухе, въехала головой в какую-то широкую нору, скрытую кустами. Три рожи притормозили рядом.