Ребята снова задудели в свои дудки, и получился мотив ещё более печальный, чем в первый раз.

— Пеппи, подымайся на борт, уже пора! — крикнул капитан Длинныйчулок.

— Иду, иду, капитан.

Она обернулась к Томми и Аннике и поглядела на них.

«Что-то у Пеппи странные глаза, — подумал Томми, — точь-в-точь такие, какие были у мамы, когда я тяжело заболел».

Пеппи обняла Аннику.

— Прощай, Анника, прощай! — прошептала она. — Не плачь!

Анника обхватила Пеппи за шею и издала какой-то жалобный стон.

— Прощай, Пеппи, — чуть слышно проговорила она.

Потом Пеппи крепко пожала руку Томми и бросилась к сходням. У Томми по носу скатилась большая слеза. Он что было сил стискивал зубы, но это перестало помогать. Вот выкатилась и вторая. Тогда он взял Аннику за руку, и они стояли и глядели на Пеппи. Она замахала им с палубы, но они её едва видели, потому что глаза их были полны слёз.

— Да здравствует Пеппи Длинныйчулок! — кричала толпа на причале.

— Поднять трап! — скомандовал капитан.

Фридольф выполнил команду. «Попрыгунья» была готова к отплытию. Но тут…

— Нет, папа Эфроим! — воскликнула вдруг Пеппи. — Так не годится! Я не согласна!

— С чем ты не согласна, дочь моя? — удивился капитан.

— Я не согласна с тем, чтобы хоть кто-нибудь на свете плакал из-за меня и чувствовал бы себя несчастным. И уж, во всяком случае, я не согласна, чтобы это были Томми и Анника. Ставьте трап назад. Я останусь жить в вилле «Курица».

Капитан Длинныйчулок долго молчал.

— Ты можешь поступать как хочешь, — сказал он в конце концов. — Ты всегда так поступала.

Пеппи кивнула в подтверждение.

— Да, верно, я всегда так поступала.

Пеппи стала прощаться со своим папой. Они обняли друг друга так крепко, что снова затрещали кости. И договорились, что капитан часто, очень часто будет навещать Пеппи в её домике.

— И вообще, папа Эфроим, разве ты не считаешь, что ребёнку лучше вести оседлую жизнь, иметь свой дом, чем бороздить моря и океаны и жить в негритянской хижине?

— Ты, как всегда, права, дочь моя, — согласился капитан. — Конечно, здесь ты ведёшь размеренную жизнь, и это тебе не удастся, если будешь плавать со мной. А для маленьких детей очень важно вести размеренную жизнь.

— Вот именно, — подхватила Пеппи. — Для маленьких детей совершенно необходимо, чтобы жизнь шла по заведённому порядку, а главное, чтобы этот порядок завели они сами!

Пеппи попрощалась со всеми матросами экипажа и ещё раз обняла папу Эфроима. Потом она снова схватила свою лошадь и донесла её вниз по трапу. «Попрыгунья» подняла якорь. В самую последнюю секунду капитан вспомнил, что забыл очень важную вещь.

— Пеппи, — закричал он, — боюсь, что у тебя осталось мало золотых монет! Держи-ка!

И он кинул с палубы отчалившего корабля новый чемодан, набитый золотом. Но он не рассчитал, «Попрыгунья» уже успела далеко отойти от причала, и чемодан упал в воду. Плём! Шёпот пробежал по толпе. Но тут снова послышалось — плём! Это Пеппи бросилась в воду и тут же вынырнула, держа в зубах чемодан. Она вылезла на причал и рукой смахнула водоросли, которые застряли в её волосах.

— Что ж, весьма кстати, а то мой чемодан был уже почти пуст.

Только Томми и Анника всё никак не могли понять, что же произошло. Они стояли, разинув рты, и глядели то на Пеппи, то на лошадь, то на Господина Нильсона и на чемодан, то на «Попрыгунью», которая, подняв все паруса, уходила вдаль.

— Ты, ты… ты осталась? — спросил наконец неуверенно Томми.

— Как будто, — ответила Пеппи и принялась выжимать свои рыжие косички.

Потом она посадила на лошадь Томми, Аннику и Господина Нильсона, водрузила на неё чемодан и села сама.

— Поехали домой! — крикнула она звонким голосом.

Тут только Томми и Анника поняли, что произошло. Томми был так счастлив, что запел свою любимую песню:

Анника так много плакала, что никак не могла успокоиться. Она непрерывно вздыхала, но теперь уже от счастья. Пеппи обхватила её обеими руками, и Анника чувствовала себя в полной безопасности. Как всё было прекрасно!

— Что мы сегодня будем делать, Пеппи? — спросила Анника, когда перестала вздыхать.

— Ясное дело, играть в крокет, — ответила Пеппи.