«Англичанин в "Мулен Руж"»), как и многие другие, были напечатаны и выпущены в продажу. Живописец стал так знаменит, что в 1895 г. на его произведения уже появились подделки.

Получив признание, Тулуз-Лотрек все так же много писал, рисовал и развлекался. Он не пропускал ни одного костюмированного бала, ходил в цирк, бывал на корриде и, конечно же, на Монмартре. Художник стремительно мчался по жизни с неистовым желанием жить, все познать и испытать, не оставляя себе ни минуты покоя. «Жизнь прекрасна!» – твердил себе маленький калека, и его удивительная жизнерадостность могла обмануть кого угодно. Только очень близкие знали, что за этой веселостью и непоседливостью таятся горечь и неудовлетворенность несчастного человека. «Он никогда не забывал о своей судьбе, – писал Перрюшо, – судьбе, которой он старался управлять, ограждая себя от угнетенности и одиночества сумбурной жизнью, которую он вел».

Тулуз-Лотрек много пил, но не для того, чтобы «забыться», и поначалу его пристрастие не вызывало опасений. Он никогда не скупился и пил только хорошие дорогие напитки. «Ятакой же гурман, как кошка епископа», – признавался Анри, чьи предки славились своим чревоугодием. Но вскоре он мог пить не только выдержанный коньяк, но и «терпкое винцо в простой лавке». Оно доставляло ему удовольствие и вызывало в нем «то перевозбуждение, то исступленное состояние, которое придавало ему силы и заменяло веселье». К тому же, когда выпьешь, «все так упрощается, становится настолько легче!» Интересно, что Тулуз-Лотрек одним из первых во Франции постиг искусство приготовления коктейлей. Он обожал смешивать различные вина, придумывая новые сочетания, и был счастлив, когда приглашенные в его дом гости хвалили эти небывалые напитки. Но художник никогда не работал в состоянии опьянения, и так как с каждым годом он пил все больше, то и картин у него становилось все меньше. В 1897 г. он написал всего лишь около пятнадцати полотен, а ведь не так давно создавал их сотнями.

Друзья, пытаясь избавить Лотрека от пьянства, не раз предлагали ему съездить за границу – в Англию, Голландию, чтобы отвлечься. Но поездки давали лишь временный результат – возвращаясь, Лотрек принимался за старое. Он щеголял своей сумбурной беспорядочной жизнью, отмахиваясь от нравоучений и советов тех, кого огорчало его поведение. Друзья принимали его таким, каким он был, и те, «кто любил его, любил его всей душой». А ведь этот маленький человечек мог быть не только душевным, но и вспыльчивым, нетерпеливым, просто невыносимым «тираном». Он не знал милосердия, капризничая и беспрестанно заставляя друзей делать то, что ему хочется. Он запрещал им вести с ним разговоры о политике, так как ненавидел ее; не позволял здороваться с теми, к кому сам не благоволил. Но его жизнелюбие, задор, остроумие затмевали все, и поэтому друзья многое прощали художнику. Правда, с годами все реже и реже можно было увидеть прежнего, веселого и озорного Лотрека. Близкие и друзья зачастую становились свидетелями его необъяснимых вспышек гнева, эксцентричных выходок, бесмысленных поступков. Однажды соседи Тулуз-Лотрека были разбужены выстрелами, доносившимися из комнаты художника, – сидя на кровати, он стрелял в паука, который плел паутину в углу комнаты. Алкоголизм и сифилис, которым он заразился от одной из проституток, подтачивали силы художника. Казалось, он сознательно губил себя и «намеренно «шел ко дну». Лечение в первоклассной психиатрической лечебнице, куда родные поместили художника после приступа белой горячки, лишь на время немного восстановило состояние его здоровья. Выйдя из клиники, Лотрек продолжал писать, работая упорно и старательно, но каждое произведение давалось ему с большим трудом.

Из последних работ живописца исчезли присущие его кисти виртуозность, легкость и трепет. Тулуз-Лотреку становилось все хуже и хуже: он очень сильно похудел, почти оглох, все его тело постепенно сковывал паралич. Но, даже предчувствуя близкую смерть, этот необыкновенный человек находил в себе силы шутить. «Когда я умру, у меня будет нос Сирано!» – с грустной улыбкой говорил он друзьям.

Умер «некрасивый маленький гений» Анри де Тулуз-Лотрек совсем молодым, в 37 лет. Его художественное наследие, завоевавшее всемирное признание и оказавшее большое влияние на искусство, велико: около шестисот живописных работ, сотни литографий, тридцать один плакат, несколько гравюр и монотипий и тысячи рисунков и набросков. Принципом живописца было писать «жизнь без прикрас», и мастер остался верен ему до конца. Тулуз-Лотрек был «так резок, так правдив и беспощаден именно для того, чтобы как можно решительнее и убедительнее сказать, что никто в этом мире не имеет права никого вычеркивать из жизни».

Известный американский живописец-реалист, портретист, пейзажист, большой мастер натюрморта.

Член Американской академии искусств и литературы (1955 г.), Французской академии изящных искусств (1974 г.), Британской Королевской академии (1980 г.), почетный член Академии художеств СССР (1978 г.).

«Не обязательно писать танки и орудия, чтобы напомнить о войне. Необходимо уметь передать ее в мертвом листе, упавшем с дерева осенью», – не раз повторял Эндрю Уайет, наверное, крупнейший, и уж точно самый своеобразный из ныне живущих американских живописцев. Зрители зачастую неординарно воспринимали его творчество. Нередко в нем видели только ностальгию по прошлому, не осознавая того, что обращение художника к вечным темам (таким, как противопоставление человека природе, бегство от общества, одиночество человека в мире) – это прием, призванный помочь как можно точнее проанализировать перемены, происшедшие в сегодняшней жизни американского народа.

Эндрю Уайет родился в небольшом местечке Чаддс-Форд, штат Пенсильвания. Он был младшим ребенком Ньюэлла Конверса Уайета, известного книжного иллюстратора и живописца (кстати, четверо из пяти его детей стали художниками). Из-за слабого здоровья Эндрю провел в школе всего несколько месяцев, но этот недостаток, пожалуй, полностью восполнило замечательное домашнее образование. В семье Уайет царила творческая атмосфера, детей учили понимать и любить искусство, чувствовать его глубокую связь с народными истоками. Из студии отца, где Эндрю занимался вместе с его учениками, часто доносились слова: «Если вы рисуете наклонившегося человека – у вас должна заболеть спина». С огромной признательностью сын отзывался о своем строгом и мудром наставнике: «Он учил меня чувствовать скулы и глазные впадины».

Большое влияние на воспитание Эндрю оказала природа Пенсильвании. Она нянчила, лелеяла, баловала своего любимца, а мальчик отвечал ей взаимностью. Немного погодя природа превратилась в тот бездонный колодец, из которого будущий художник одну за другой черпал все новые и свежие темы для своих произведений.

Окончательно сформироваться Эндрю Уайету как личности помогло одиночество. Сам он объяснял это так: «Большую часть жизни я провел в одиночестве. Полагаю, мне повезло, я вырос в уединении. Я проводил много времени, удивляясь полям и холмам. Одиночество – идеальное существование для художника».

Руку юного таланта уже подчинила акварель, а сердце его все еще тосковало по вдохновительнице. Эндрю мечтал о сильной цельной натуре с твердым мужественным характером. Свой идеал он нашел в дочери соседа-фермера: Бетси отлично ездила на лошади, умела стрелять, легко управлялась со стадом буйволов. Она стала супругой Уайета и подарила ему двух сыновей, Джеймса и Николаса (старшему из них передалось призвание художника). Свою юную жену Эндрю изобразил на картине «Дочь Магги» (1966 г.): изящная женщина в квакерской шляпке, умная, добрая, и главное, волевая, именно такая, какой было под силу покорить возвышенную душу живописца.