За белыми стенами фермы засели два десятка стрелков Шарпа. Они удержат наступающего по тракту противника минут десять, после чего Харпер отведёт их к реке под прикрытием огня остальных стрелков и красномундирников со стен форта и из-за импровизированной баррикады на мосту. Шарпа так и подмывало усилить заграждение телегами и мебелью из деревни, но у него хватило благоразумия не восстанавливать против себя местных, и без того обездоленных войной. К тому же деревенские по доброй воле снабжали людей Шарпа оливками, свежими яйцами, рыбой. Чем были сами богаты. Фургона достаточно, успокоил себя Шарп.

— Зачем французам идти сюда? — спросила Тереза мужа.

Они стояли у парапета на стене форта.

— Отобьют Саламанку, — объяснил Шарп, — отрежут Веллингтона от баз снабжения. А, вообще, им для этого даже Саламанку брать необязательно. Достаточно перехватить дорогу на Сьюдад-Родриго и день-другой громить обозы. Носачу, хочешь-не хочешь, придётся разворачиваться и что-то делать с гадёнышами. Его это не обрадует.

— Значит, нам надо остановить их?

— Надо.

— Почему ты не вызовешь подмогу?

Шарп замялся.

— Не уверен, что французы всё же придут? — догадалась испанка.

Шарп нехотя признался:

— Не уверен.

— Боишься выставить себя дураком?

— Если я подниму тревогу, а лягушатники не явятся, меня запрут в квартирмейстеры до скончания веков.

— Ричард, ты преувеличиваешь, — Тереза покачала головой, — Кто посмеет так поступить с тобой? Ты захватил Орла, прорвался через брешь в Бадахосе. Напиши депешу с требованием подкреплений. Напиши.

— Ты не понимаешь. Я могу захватить тысячу Орлов, и всё равно меня никогда не признают ровней. Какие бы эполеты ни красовались на моих плечах, для высокородных носов от меня всегда будет разить солдатом. Стоит мне допустить малейший промах, Тереза, и мне конец. Меня смешают с грязью, искренне полагая, что там мне самое место.

— Напиши письмо, — терпеливо повторила Тереза, — Как только появятся французы, я лично отвезу депешу в Саламанку. Первый же выстрел в холмах, и я поскачу. Тебе не придётся стоять насмерть, Ричард.

Предложение Терезы имело смысл, так что Шарп спустился в офицерскую столовую, зажёг свечу и разбудил прапорщика Хики. Юноша получил положенное сыну эсквайра образование и со словами обходился ловчее командира. «…У меня есть основания полагать, — писал Хики, — что колонна французов движется к укреплению, которым я имею честь командовать. Отразить нападение противника теми силами, что я располагаю, не представляется возможным, поэтому настоятельно прошу прислать мне дополнительные войска. Капитан Ричард Шарп.»

— Дату и время ставить? — уточнил Шарп у жены.

— Необязательно. Я скажу там, что ты торопился.

Хики, до предела смущённый присутствием Терезы (он спал в одной сорочке и одеться не успел), поправил сползшее с голых ног одеяло и робко подал голос:

— Французы, правда, придут, сэр?

— Считаю, да. А что? Страшно?

Ответил Хики не сразу:

— Да, сэр. Страшно.

— Зачем же в армию пошёл?

— В армию я пошёл, сэр, повинуясь воле моего батюшки.

— Твой отец хочет твоей смерти?

— Надеюсь, нет, сэр.

— Однажды я тоже был прапорщиком, Хики, — скривил губы Шарп, — …и получил хороший урок того, что значит быть прапорщиком.

— И что же это за урок, сэр?

— Жизнь прапорщика дешевле дешёвого, Хики. Дешевле дешёвого. Приятных снов.

Шарп и Тереза вернулись на стену.

— Ты жесток, Ричард, — упрекнула стрелка жена.

— Честен.

— Твоя жизнь тоже была дешевле дешёвого, когда ты был прапорщиком?

— Ещё дешевле. Потому и попёрся на тот чёртов утёс, на верную смерть… Сорвись я, никто бы не плакал.

А кому придётся переться на утёс завтра? И где именно будет этот утёс? Вопросы, вопросы… Не упустил ли чего Шарп? Явятся ли ублюдки? А, если явятся, удастся ли их остановить? Шарпа бил мандраж. Вроде всё было готово к встрече французов, но жила внутри тоскливая обречённость, будто он уже проиграл. Проиграл, ещё не вступив в бой.

Люди Терезы в четырёх километрах от Сан-Мигеля жарили на костре зайца. Они развели огонь среди оливковых деревьев в ложбине, предварительно удостоверившись, что пламя не видно с дороги, проходящей под их убежищем. Если на тракте покажут нос французы, партизаны заметят их первыми, и гром перестрелки послужит сигналом для британцев в форте.

Капитан Пеллетери не увидел костра. Зато он обратил внимание на бледный, слабенький отсвет, мерцающий на плоской поверхности уходящей вверх скалы. Жечь костёр в испанских горах могла позволить себе лишь одна категория местных жителей, — гверильясы. Пеллетери поднял руку, давая знак своим остановиться.

Костёр жгли слева от дороги, и капитан не сомневался, что кто-то из партизан наблюдает за трактом. Надо было искать другой путь. Справа капитан углядел глубокую расселину, пролегающую, похоже, до самой реки. С того склона, где горел огонь, расщелина не просматривалась.