— Что? — я склоняюсь над ним, пытаясь заглянуть в лицо. Из-за светофильтра шлема ничего не вижу, кроме своего вытянутого отражения с маленьким солнцем на плече. — Где остальные? Где они?

Тот медленно отворачивается, а затем яркий луч его фонаря разрезает темноту там, куда он побоялся идти. И я перестаю дышать…

Метрах в двадцати от нас стоят, выстроившиеся в ровную шеренгу, несколько десятков человек. Совершенно голые, перемазанные чем-то серым, влажно отблескивающим при свете. Они держатся на ровном расстоянии друг от друга, глаза закрыты, а головы задраны вверх. Затем вдруг крайний слева звонко ударяет ладонью соседа по щеке, сосед отвешивает следующему, тот передает дальше, и еще, и еще. И вот волна покатилась, сопровождаясь хлесткими размеренными ударами. Шлеп, шлеп, шлеп… Дойдя до конца, разворачивается в обратную сторону. Шлеп, шлеп… Что это? Игра? Тогда это самая странная игра, какую я когда-либо видел. Странная и бессмысленная в своей жестокости.

Затем я замечаю, что игроков прибавилось. Среди голых людей возвышаются две закованные в железо массивные фигуры, — лейтенанта Радова и второго парня, чьего имени я так и не запомнил. Пощечины их чудовищны, и под ударами стальных ладоней хрупкие человеческие фигуры сгибаются, выплевывают вместе с кровавой слюной крошево зубов, но все равно продолжают стоять. У каждого определено свое место в строю, покинуть которое никто не в силах.

— Отставить, лейтенант, — кричу я в микрофон, и кидаюсь не глядя в его сторону…

— Вы вспомнили, как оказались на Земле? — лицо дознавателя на экране было мертвенно-бледным, и совершенно неподвижным. Губы его практически не двигались. Неужели маска? Возможно. Не хотят, сволочи, чтобы я их лица видел, да не дай бог снял мнемоблокаду. И не важно, что это происходит только при личном контакте. Боятся… Боятся, уроды, что я изменю их дивный чистый мир.

— Я многое вспомнил, — улыбнулся я. — Но это не значит, что должен с кем-либо делиться своими воспоминаниями. Что они вам? Очередной мусор. Вы даже боитесь ко мне заходить.

Я во весь голос рассмеялся. В камере не было эха, и смех казался таким же мертвым, как и все остальное на моей очередной «Андромеде». Да, они избегали личного общения, когда выяснилось, что рядом со мной у людей снимается созданная специалистами блокада памяти, и уже никакой мнемотехник не способен ее снова наложить. Никто не смог объяснить этот загадочный феномен. Впрочем, как и мое внезапное перемещение со вспыхнувшей в ядерном огне станции «Андромеда-4» на Землю.

— Вы за секунду преодолели миллиарды километров, — не унимался дознаватель. — Без какой — либо технической поддержки. Это имеет отношение к объекту PS-64776? Если да, то какое?

За секунду… За секунду до того, как обезумевший от страха лейтенант Радов приказал взорвать станцию, я прожил целую жизнь. Я успел из мальчишки превратиться в крепкого юношу, познать первую любовь и первое поражение; отслужить на далекой пограничной заставе; жениться и воспитать двоих прекрасных дочек. И Лиза просто души не чаяла в племянницах, хотя у самой рос сын-непоседа. Нет, она не умерла тогда, в наполовину раздавленном спасательном модуле. В моей второй реальности она всегда была рядом.

— Можно я займу ее место? — все началось с этой, казалось бы, не совсем обычной просьбы. Странная девочка, возрастом в сотни миллионов лет, тихо и неуверенно постучалась в мое сознание. — У твоей сестры могла быть интересная жизнь. Я хотела бы ее прожить. Можно?

— Как тебя понимать? — спросил я.

— Буду в твоей памяти, — ответила она. — Всего лишь в твоей памяти.

В моей памяти…

Ну, что я мог тогда ей ответить? Моя память столько всего стерпела. Ее драли самые искусные мнемотехники на протяжении многих лет, усердно и самозабвенно. После них даже чужой разум покажется благодатным наваждением. Что ж, одной Лизой больше, одной меньше…

Мозг человека… Память человека… Целая непознанная Вселенная… Что скрывается в ее темной бездне? Такая вот странная девочка, которая тоже могла быть чьим-то давным-давно потерянным воспоминанием, и ищущая свое место в этом скучном для нее мире? Или навсегда забытые возможности наших всемогущих предков? Так или иначе, мы вряд ли докопаемся до сути, если будем нещадно травить свое прошлое. Глупо это, и смертельно опасно.

За секунду до возможной гибели я получил ту жизнь, о которой всегда мечтал. Чтобы рядом были те, кто дорог. Ради такого подарка стоило чем-то пожертвовать, даже свободой. Теперь они всегда со мной, едва закрываю глаза. Смотрят, улыбаются…

Мы с Лизой любили по вечерам сидеть на крыльце старого отцовского дома, пить душистый травяной чай, и много разговаривать. Говорили о разном, в том числе и о будущем. Она была уверена, что пройдет еще лет пятнадцать, и люди опомнятся, вылезут из пучины беспамятства, а профессия мнемотехника канет в лету. А еще Лиза учила меня разным интересным штукам. Я быстро схватывал, и однажды без ее помощи получилось переместиться на другой берег реки. Да, это было чертовски трудно и недалеко, но главное — я не переставал тренироваться. С каждым днем прыжки становились все длиннее, а времени на подготовку уходило в разы меньше. Мы с ней весело играли в «салочки» по городам и странам, по островам и континентам, по спутникам и планетам. Сначала я одевал легкий скафандр, но потом Лиза научила меня создавать вокруг тела кокон жизни. Эта задача была даже потруднее, чем освоить науку мгновенных перемещений в пространстве, однако я справился и с ней, и со следующей, и с той, что, казалось бы, совсем не имела решения. Лиза только весело и хитро подмигивала, а мы уходили все дальше и дальше, за ту грань, где человек разумный становился ничтожным атомом в бескрайнем океане мироздания…