Стееман Станислас-Андре
Шрифт:
— Послушайте, господин инспектор, вы не хотите мне объяснить?..
— После вас, — с иронией ответил Себ.
И добавил:
— Я должен был догадаться… Для вас ведь не составляло никакого труда раздобыть красный мел…
Учитель со вздохом опустился на стул.
— Боже милосердный! — воскликнул он. — Я понимаю!..
— Что именно?
— В чем вы меня подозреваете…
Себ взял стул и уселся на него верхом.
— Ни много ни мало, — любезно пояснил он, — как в удушении трех человек.
Он вытащил из кармана трубку.
— Заметьте, до сих пор я не думал, что это могли быть вы… Мне понадобилось своими глазами увидеть, как вы рисуете эти знаки смерти…
— Конечно, — мягко произнес Оливье. — Теперь нет больше сомнений.
— Сомнений… в чем? — проворчал Себ.
— Что я убийца, — закончил молодой человек. — Ведь вы об этом думаете, инспектор?
Себ махнул рукой с зажатой в ней трубкой:
— Оставим мои мысли… Я жду ваших признаний…
Он поерзал на стуле и добавил с неуклюжим добродушием:
— …или объяснений.
Учитель улыбнулся.
— По здравом размышлении я предпочитаю объяснения. Сигарету, господин Сорож?
Себ отрицательно покачал головой и показал на свою трубку.
— Огня?
— У меня есть.
Минутную тишину прервал щелчок зажигалки.
— Ну так?
— Вот, — ответил Оливье. — Я невиновен.
Он рассмеялся так же счастливо, как смеялся, слушая советы Эдме беречься таинственного убийцы.
— Без сомнения, вы заметили, мясника Жюля Виерса задушили прошлой ночью при помощи эбеновой линейки и шелкового платка?
— Разумеется. Но…
— Ну так, — продолжил молодой человек, — вчера вечером, около половины девятого, чтобы быть точным, я ходил к цыгану Гвидо узнать мою судьбу…
— А! Да? — проворчал Себ.
«Точно», — отметил он про себя.
— Клиент, из-за которого Гвидо не пустил вас в свою повозку, был я. Я боялся, что меня заметят, узнают. Во-первых, беспокойство о моей репутации, потом какой-то страх, более смутный и более сильный… Многое изменилось для меня со вчерашнего дня, к счастью!
Молодой человек опять улыбнулся.
— Итак, пока вы расспрашивали Гвидо, я нервничал, беспокоился… Возможно, и обстановка в фургоне повлияла на меня… Керосиновая лампа, старая книга по колдовству, разложенные карты… Карты, на которых цыган несколько минут назад увидел бледное лицо смерти… Б-р-р!.. Прислонившись к двери, я слушал ваш разговор и в то же время машинально мял шелковый платок, не знаю как попавший мне в руки, наверное, отцепившийся с крючка… Начинаете понимать?
— Да. Этот платок, без сомнения, как две капли воды походил на тот, которым задушили мясника?
— Абсолютно такой же! — горячо подхватил Оливье. — По рассеянности я сунул его в карман, и этим утром его обнаружил…
Я видел труп Виерса, платок, линейку… Не удивляйтесь — в деревйе вроде Сент-Круа учитель наряду с кюре, нотариусом и бургомистром относится к важным персонам, так что имеет свободный доступ почти всюду… Повторяю, я видел труп, платок, линейку… И линейка тоже мне показалась знакомой…
— О! О! — протянул Себ. — И где же, по-вашему, вы ее видели раньше?
— Естественно, в фургоне у Гвидо. Хотя насчет линейки я могу и ошибаться.
— Интересно, — признал Себ. — Но я что-то не улавливаю связи между всем этим и красными кружками, которые вы рисовали недавно…
— Подождите, — ответил Оливье. — Вы знаете, каждый в деревне подозревает соседа в убийствах. Вчера вечером, услышав вопросы, которые вы задавали Гвидо, я понял, что он подозрителен с вашей точки зрения. Я вспомнил его ложь, некоторые странности, поразившие меня накануне. Наконец, платок!.. Если допустить, что Гвидо — убийца, интересно было бы посмотреть на его реакцию, когда завтра утром он обнаружит на собственной двери кружок, похожий на те, какими он метил дома своих жертв. Может быть, в результате этого маленького эксперимента убийца остановится и, таким образом, сам себя выдаст?.. Заметив красные кружки на собственных дверях, он поймет, что отныне кому-то известно, кто убийца…
Учитель сделал паузу и закончил:
— Теперь вы понимаете мой поступок… Но, господин Сорож, обещаю вам не играть больше в полицейского-любителя! Риск слишком велик… Как минимум, оказаться арестованным…
Установилась тишина.
— Кто мне докажет, — наконец задумчиво произнес Себ, — что вы говорите правду?
В темноте фургона шевельнулся силуэт, послышался треск, вспыхнуло пламя…
Гвидо зажег лампу и склонился над часами. Через три минуты большая и маленькая стрелки одновременно достигнут цифры двенадцать.