— Под кроватью стоит ящик.

Дорога от дома Тома ван Аллена до офиса ФБР в Лафайете была не такой уж долгой. Во всяком случае, Том часто так думал, поскольку за целый день только в это время он позволял себе отключиться ото всех тревожных мыслей и не думать ни о чем более сложном, чем движение по прямой: главное — не вылететь на встречную полосу и не превысить допустимую скорость.

Том выехал на дорожку, ведущую к дому, и с грустью отметил про себя, что его дом по сравнению с соседними выглядит каким-то обтрепавшимся и унылым. Но он не представлял, откуда взять время на ремонт, если его не хватало даже на стрижку газона.

К тому моменту, когда Том открыл дверь, самобичевание уступило место мыслям о чрезвычайной ситуации в Тамбуре.

Дженис, услышав, что он пришел, поторопилась в прихожую, сжимая в руке мобильник.

— Я как раз собиралась звонить тебе, чтобы спросить, когда ты приедешь обедать.

— Сегодня не до обеда. — Том снял пиджак и повесил на вешалку за петлю. — В Тамбуре массовое убийство.

— Да-да, передают во всех новостях. Этого негодяя еще не поймали?

Том покачал головой.

— Мне придется самому туда ехать.

— Но зачем ехать тебе? Ты ведь утром уже направил туда агентов.

Royal Tracking Company занималась перевозками грузов в нескольких штатах. Когда узнали о кровавой бойне, устроенной в гараже компании, Тома ван Аллена уведомили об этом как руководителя местного отделения ФБР.

— Мое личное присутствие — вопрос принципа, — ответил он жене. — Как сегодня Ленни?

— Как обычно.

Притворившись, что не расслышал горечь в словах жены, Том направился по широкому коридору в заднюю часть дома, где был прикован к кровати их тринадцатилетний сын, равно как и они с Дженис к этому месту. Эта комната стала центром их жизней, их брака, их будущего.

Нелепая случайность во время родов привела к тяжелому поражению мозга. Ленни не говорил, не ходил и даже самостоятельно не мог сидеть. Его ответная реакция на любые раздражители ограничивалась морганием, и то лишь иногда, и утробным звуком, значение которого ни Тому, ни Дженис истолковать никогда не удавалось. Годами они старались, но так и не научились понимать, узнает ли их сын по голосам или по ощущениям от их прикосновений.

— Наделал под себя, — сообщил Том, войдя в комнату и уловив неприятный запах.

— Я проверяла всего пять минут назад, — сказала в свою защиту Дженис. — А утром поменяла ему постель и…

— Это работа для двоих, — перебил ее Том. — Тебе надо было подождать меня.

— Ну, ждать-то пришлось бы долго, правда?

— Ты же знаешь, мне необходимо было уехать сегодня раньше обычного, Дженис, — спокойно, словно не слыша ее упрека, произнес Том. — У меня не оставалось выбора.

Дженис с шумом выдохнула:

— Знаю. Мне очень жаль. Но после смены белья пришлось идти стирать. Еще не наступил полдень, а я уже чудовищно устала…

Том остановил жену, когда она попыталась подойти к кровати сына:

— Я сам.

— Но ты ведь торопишься…

— Пять минут ничего не решают. Приготовь мне, пожалуйста, сэндвич. Я перекушу по пути в Тамбур.

Убрав за Ленни, Том прошел в спальню и переоделся. Костюм пришлось сменить на менее официальную одежду, поскольку он не исключал, что к концу дня ему, возможно, придется принять участие в охоте на убийцу. Он мало чем мог помочь в подобном мероприятии, но сам факт его присутствия мог сыграть решающую роль.

Том надел джинсы и белую рубашку с коротким рукавом, кроссовки и подумал, что надо проверить, по-прежнему ли лежат в багажнике машины его резиновые сапоги, которые он надевал когда-то, отправляясь на рыбалку.

Когда он вошел в кухню, Дженис стояла к нему спиной. Она занималась сэндвичем, и Том получил возможность несколько минут понаблюдать за женой, пока Дженис об этом не подозревала.

Его жена была уже не той миловидной девушкой, с которой он когда-то познакомился. Тринадцать лет рядом с постелью больного ребенка не прошли даром. Некогда легкие и грациозные, теперь движения Дженис стали быстрыми и точными. Создавалось впечатление, будто, если она не сделает все немедленно, у нее вообще не останется ни на что сил.

От стройного тела также не осталось и следа, теперь фигуру Дженис можно было назвать скорее сухопарой. От горя и трудностей появились морщинки вокруг глаз, а уголки губ, раньше всегда готовых к улыбке, теперь были опущены.

Том не винил жену за это. Ведь он тоже изменился не в лучшую сторону. Горе и безнадежность отпечатались на лицах обоих. И, что гораздо хуже, изменения коснулись не только тела, но и души. Их любовь не смогла устоять перед кошмаром, в который превратилась их жизнь. И то чувство, которое испытывал Том ван Аллен к жене на сегодняшний день, имело куда больше общего с жалостью и сочувствием, чем со страстью.