– Послушай, Лейкен, нам нужно обсудить еще кое-что.

О боже, ну что еще?! О чем еще мы сейчас можем говорить?!

– Тебе нужно завтра пойти в канцелярию и отчислиться из моего класса. Думаю, нам стоит встречаться как можно реже.

Кровь резко отливает от моего лица, руки мгновенно становятся потными, а машина вдруг кажется чересчур маленькой для двоих. Значит, это действительно правда! Все, что было между нами, закончилось, он хочет полностью вычеркнуть меня из своей жизни.

– Но почему? – спрашиваю я, не пытаясь скрыть боль в голосе.

– Наши отношения неуместны, – откашлявшись, объясняет он. – Мы должны расстаться.

– Неуместны?! – кричу я, не замечая, как боль превращается в гнев. – Расстаться?! Да ты живешь через дорогу от меня!

Он открывает дверь и выходит из машины, я следую его примеру, громко хлопая дверью.

– Мы оба достаточно взрослые люди, чтобы понимать, что уместно, а что нет. Я никого тут, кроме тебя, не знаю. Пожалуйста, не проси меня делать вид, что мы с тобой вообще не знакомы, – умоляю я.

– Лейк, перестань! Так нечестно! – Он тоже повышает голос, и я понимаю, что задела его за живое. – Я не смогу. Мы не сможем быть просто друзьями. У нас нет выбора.

Я невольно ловлю себя на мысли, что, похоже, мы ужасно ссоримся и расстаемся, а ведь мы даже не вместе! Я так зла на него! На всю эту ситуацию! Не могу понять, что привело меня в такое отчаяние. События сегодняшнего дня или вся вообще моя жизнь в этом году.

Единственное, в чем я совершенно уверена, так это в том, что благодаря Уиллу я впервые за очень долгое время чувствовала себя счастливой, и потому теперь, когда он говорит мне, что мы не можем быть даже друзьями, мне очень больно. И страшно, что я снова стану такой, какой была последние полгода. Гордиться тут нечем.

Я открываю дверцу, хватаю сумочку и ключи и кричу:

– Значит, либо все, либо ничего – так? А все между нами, судя по всему, невозможно! – Снова с силой хлопнув дверцей, я направляюсь в сторону дома и добавляю напоследок: – Не волнуйся, завтра к третьему уроку ты от меня избавишься! – И ожесточенно пинаю садового гнома.

Ворвавшись в дом, я бросаю ключи на барную стойку с такой силой, что они скользят до самого конца и со звоном падают на пол, и в ярости скидываю с себя ботинки.

И тут входит мама:

– Что происходит? Ты почему так кричала?

– Просто так! Нипочему! Просто так! – огрызаюсь я, забираю ботинки, ухожу к себе в комнату и хлопаю дверью.

Запершись у себя, я тут же бросаюсь к корзине с одеждой, вытряхиваю все содержимое на пол и роюсь в куче вещей. Нахожу джинсы, залезаю в карман, достаю оттуда фиолетовую заколку, а потом забираюсь под одеяло. Зажав заколку в кулаке, я прижимаю руки к лицу и рыдаю до тех пор, пока наконец не засыпаю.

Проснувшись около полуночи, я какое-то время лежу и надеюсь, что все произошедшее окажется просто плохим сном, но пробуждение так и не наступает. Я вылезаю из-под одеяла, заколка выпадает у меня из рук. Я смотрю на лежащий на полу кусок пластмассы – он такой старый, что, наверное, покрашен краской с содержанием свинца. Вспоминаю, как я чувствовала себя в тот день, когда папа подарил мне ее, как все мое горе и страхи испарились, стоило ему заколоть мне волосы…

Подняв заколку с пола, я нажимаю на нее посередине, чтобы открыть, перекидываю на другой бок прядь волос и крепко закалываю ее набок, надеясь, что сейчас случится чудо… Но боль никуда не исчезает. Тогда я снимаю заколку, швыряю ее в угол и забираюсь обратно в постель.

Кровь гулко стучит в висках, я с трудом вылезаю из постели. Мне бы тоже не помешала упаковка «Альтоида» – все тело ноет оттого, что я полночи прорыдала и полночи провела в каком-то мало похожем на сон забытьи.

Я быстро варю кофе, усаживаюсь за стойку и молча пью, с ужасом думая о предстоящем дне. На кухню входит Кел в пижаме и тапочках с Дартом Вейдером.

– Доброе утро… – сонно бормочет он.

Он достает из сушилки чашку с надписью «Самый лучший папа на свете» и наливает себе кофе.

– Это что еще за дела? – строго спрашиваю я.

– Думаешь, только ты плохо спала? – отвечает он вопросом на вопрос и залезает на барный стул напротив меня. – Четвертый класс – это тебе не шутки! Мне домашки задали столько, что я два часа просидел, – жалуется он, поднося чашку к губам.

Я забираю у него чашку, переливаю кофе себе, споласкиваю чашку, подхожу к холодильнику, достаю пакет сока и ставлю перед ним.

Кел закатывает глаза и подмигивает мне через дырку в пакете:

– Вчера остальные вещи привезли, видела? Мамин фургон наконец доехал. Кстати, нам пришлось все разгружать вдвоем, – многозначительно сообщает он, чтобы я почувствовала себя виноватой.